Дарья Щедрина - Подмастерья бога

То, что это не просьба, стало ясно, потому как Зойка требовательно хлопнула ладошкой по столу.

– Ну, Заинька, не могу обещать, что пойду на рыбалку именно сегодня. – Профессор смутился и заюлил. – Мы с Глебом собирались поработать над статьёй для научного журнала.

– Какой ещё статьёй? – вытаращила глаза на гостя Зоя, и он немедленно почувствовал себя врагом народа, подлежащим ликвидации.

– Так, дорогие мои, – разрядила начавшую было накаляться атмосферу Мария Михайловна, – сначала обед! Зоя, быстро мыть руки, причём с мылом. А мы с Катериной Васильевной накрываем на стол.

– Давайте я помогу! – вскочил со стула Глеб, чувствуя, что своим появлением в этом доме нарушил некий установленный порядок, отчего было ему неловко и совестно. Хотелось хоть как-то исправить положение.

– Сидите, сидите, молодой человек! – пухлая мягкая ладонь домашнего ангела-хранителя легла на его плечо. – Сами справимся. А вам с Алексеем Иванычем отдыхать надо. Всю неделю работали без устали, трудились, а теперь отдыхайте.

Спустя десять минут все профессорское семейство и гость с аппетитом поглощали вкуснейший обед, приготовленный Катериной Васильевной. Глеб, хоть и совсем не избалованный ресторанами, вскоре предположил, что ни один шеф-повар в мире в подмётки не годится этой доброй волшебнице. Какой-то невероятный наваристый суп с потрохами, рассыпчатая сладкая картошка, ароматная до головокружения курица были столь вкусны, что Глеб начисто забыл и про статью, и про кардиохирургию, которой собирался посвятить жизнь, и вообще про медицину. Он искренне готов был присягнуть богу чревоугодия, памятуя своё студенческое, вечно полуголодное существование. А добрая волшебница то и дело подкладывала ему в тарелку то один, то другой кусочек, по-матерински приговаривая: «кушай, сынок, кушай, а то совсем худой».

После обеда, разомлев от сытости, профессор с супругой и гостем расположились в плетёных креслах на полянке под яблоней, а хозяйка кухни осталась убирать со стола и мыть посуду. Глеб честно изъявил желание помочь, но его благородный порыв был решительно отвергнут. Зойка обследовала заросли малины возле забора, бросая в сторону собеседников хмурые взгляды.

Развалившись в удобном кресле, вытянув длинные ноги, Глеб погрузился в непривычное состояние, будто наблюдал за всем со стороны. Сквозь кружево листвы играло солнце весёлыми бликами. На соцветии наперстянки, погрузив до половины своё мохнатое тело в недра цветка, качался шмель. По стволу дерева медленно ползла зелёная гусеница, перебирая короткими многочисленными ножками. Тёплый ветерок обдувал разгорячённое лицо и шевелил растрепавшиеся русые вихры. Очень хотелось спать. Сказывался не только сытный обед, но и два бессонных суточных дежурства за неделю. Он почти задремал, когда неожиданный вопрос Марии Михайловны вырвал его из мягких лап сна.

– Глеб, а почему ты решил стать хирургом, да ещё и кардиохирургом? Это дань моде?

Глеб несколько раз моргнул, прогоняя сонный морок и собираясь с мыслями:

– Нет, за модой я никогда не гнался. Просто в детстве я знал одну девочку. Ей было лет шесть, а мне восемь или девять. Звали её, кажется, Нина. И у неё был врождённый порок сердца. Из-за этого она не могла играть с другими детьми, не выходила во двор, не бегала, не прыгала, как другие, а всё время сидела в комнате и лепила из пластилина. Но как она лепила!.. Из-под её тоненьких пальчиков появлялись такие шедевры, что лично я мог часами рассматривать их. Помню, однажды стал свидетелем царского пира. Маленький кукольный стол был уставлен невероятными, роскошными яствами: улыбающийся молочный поросёнок на блюде; целый лебедь с длинной изогнутой шеей и перьями, надо понимать, запечённый; длинноносый осётр с хитрыми глазками; диковинные фрукты, булки, пироги, огромный торт в три этажа. И всё это с ювелирной точностью в уменьшенном виде передавало настоящие блюда.

Глеб вздохнул и на минуту замолчал, а потом продолжил:

– Вскоре Нина умерла. Сказали, что от порока сердца. Я ещё не знал, что это такое, но с горечью понял, что этой пластилиновой красоты больше не будет. И мир от этого обеднел. Я выспросил у старших, что такое порок сердца и дал себе слово, что вырасту и стану доктором, умеющим лечить эти самые пороки, чтобы мир не терял великих скульпторов, архитекторов, инженеров, космонавтов, или просто хороших людей. Вот теперь учусь у лучшего кардиохирурга города и одного из лучших в стране.

Он бросил благодарный взгляд на своего учителя. Тот только махнул рукой:

– Не преувеличивай моих заслуг, Глеб. Я просто хороший опытный доктор. И ты со временем станешь таким же.

Алексей Иванович повернулся к жене и продолжил:

– Я, конечно, боюсь перехвалить, но всё, что делает Глеб убеждает меня, что он на правильном пути. Думаю да, кардиохирургия – это его дорога. В нём удачно сочетаются и острый, пытливый ум и ловкие, чуткие руки.

«О ком это он? Неужели, обо мне?» – с удивлением подумал Глеб и тут же наткнулся на колкий взгляд голубых глаз Зойки. И сонливость как ветром сдуло. Он подобрал ноги и сел в кресле, выпрямив спину.

– Представляешь, Машенька, этот парень сам за свои деньги записался на курсы по ультразвуковой диагностике сердца с сентября. Говорит, что хочет сам научиться ставить диагноз с помощью ультразвука. Мало ему хирургии, так ещё и УЗИ – диагностику подавай! А деньги то ему нелёгким трудом достаются. Он же ещё на младших курсах санитаром у нас на отделении подвизался, потом медбратом. Кем ты там сейчас у нас работаешь, Глебушка, и на скольких работах?

– Да какая разница, Алексей Иваныч? – нахмурился Глеб. Он вовсе не собирался распространятся перед профессорским семейством о своей работе и санитаром в морге, и дворником, и медбратом, а теперь уже и фельдшером на скорой.

– Ничего, Глеб, вот пойдёшь в ординатуру на нашу кафедру, всё легче будет. А все те знания и умения, что ты уже приобрёл, пригодятся, обязательно пригодятся. И трудолюбие твоё тебе ох как пригодится. А со статьи этой мы начнём работу над твоей будущей диссертацией.

– Ну, Алексей Иваныч, вы и замахнулись! – усмехнулся Глеб. – Мне до этой диссертации ещё как до Луны.

– Это тебе так кажется, что как до Луны. На самом деле два года ординатуры пролетят быстро, а там сразу в аспирантуру пойдёшь. Пока я могу, Глебушка, я тебе помогать буду. Давно не было у меня такого ученика, чтобы на одной волне с ним быть, чтобы и мировоззрение общее и даже какое-то душевное родство. Да, да, не опускай глаза то! Ты просто ещё не понимаешь, как важно найти учителю своего ученика, в которого можно вложить свои знания и опыт. Ведь лишь тогда жизненный путь учителя наполняется смыслом.