Дарья Щедрина - Подмастерья бога

– Ты плавать то умеешь, Склифосовский? – бросила через плечо спутница и покосилась в его сторону.

– А тебе какая разница?

– Да вот что-то утопить тебя хочется, просто нестерпимо хочется.

– Остынь, Зойка, и переключись на что-нибудь хорошее. Вода прохладная, искупаемся, освежимся. А утопить меня не получится, даже не надейся. У меня первый разряд по плаванию.

– Ой, заливаешь, Склифосовский! – обернулась Зоя и скривила умильно-презрительную рожицу.

– Нет, не заливаю. Скоро убедишься. А почему ты меня Склифосовским называешь? Ты хоть знаешь, кто такой этот Склифосовский?

– Склифосовский Николай Васильевич – механическим голосом заправского зубрилы затараторила девчонка, – годы жизни 1836—1904— профессор, директор Императорского клинического института, автор трудов по военно-полевой хирургии и хирургии брюшной полости. Успешно сделал антисептику достоянием всей российской медицины. Внёс неоценимый вклад в науку.

Глеб даже присвистнул от удивления.

– Ну, ты даёшь, кнопка! А у тебя, оказывается, голова есть помимо вредности.

– Ещё раз назовёшь меня кнопкой – убью! – прошипела Зойка и сжала кулачки, будто была готова тут же броситься в драку.

– Спокойно, Зоя Алексеевна, – Глеб примирительно выставил руки раскрытыми ладонями вперёд. – Я искренне восхищён твоими познаниями. Но, раз Склифосовский был таким знаменитым учёным, то получается, что ты одарила меня комплиментом?

– Разбежался! – воскликнула девочка, но в голосе её послышались нотки растерянности.

– Ну, спасибо, ваше высочество, польщён, польщён, – юродствовал Глеб, давая себе возможность насладиться замешательством наследницы. «А не рой другому яму, – злорадно подумал он, – сама туда попадёшь!»

Из-за кустов, окаймляющих поле, заблестела водная гладь, послышались голоса купальщиков, плеск воды.

– Дошли, слава богу! – вздохнула Зойка, изрядно утомлённая перепалкой с ненавистным гостем и явно недовольная тем, что последнее слово осталось не за ней.

Круглый зрачок небольшого озера всматривался в высокое небо, по которому неспешно плыли редкие облака, да птицы вспарывали знойный воздух острыми крыльями. Песчаный пляж был заполнен отдыхающими дачниками. В воде у самого берега бултыхалась стайка ребятни детсадовского возраста, оглашая окрестности визгом и хохотом. Со всех сторон озеро окружал смешанный лес, оставляя лишь узкую жёлтую полоску на радость купальщикам. Высокие тёмные ели с остроконечными верхушками, как ресницы окружали голубое око воды. Тонкие стволы берёз трогательно белели на их фоне. Одинокая плакучая ива полоскала ветви в тёмной прохладной глубине.

Глеб бросил пакет с пляжными принадлежностями на свободном месте и стал раздеваться, предвкушая наслаждение от купания. Не успел он расстелить покрывало и сложить одежду аккуратной стопкой, как его спутница, издав дикий боевой клич индейцев апачей, пронеслась мимо в ярком цветастом купальнике и влетела в воду, подняв тучу брызг. Глеб усмехнулся и неспеша последовал за ней.

Прогретая солнцем вода ласково коснулась разгорячённой кожи. И от этого прикосновения раковина его памяти щёлкнула, и из тёмных глубин выкатилось перламутровой жемчужиной редкое воспоминание детства: они с ребятами летом в детском лагере купаются в реке. Визг, крики, смех, плеск воды, летящие во все стороны хрустальными россыпями брызги, рокочущий бас воспитателя, требующего не заплывать далеко, бьющее в глаза солнце и переполняющая душу и тело радость…

Глеб медленно, словно смакуя приятные ощущения, погрузился в воду и поплыл, сильными гребками толкая себя к противоположному берегу. Солнце золотой каплей качалось над самой головой. Пролетела, на секунду зависнув над ним и шелестя жёсткими крылышками, огромная лупоглазая стрекоза. На середине озера он перевернулся и, раскинув руки, лёг на спину, чувствуя, как его бережно покачивают мелкие волны. Июльское небо огромным голубым куполом накрыло его. Голоса и смех купальщиков отдалились, слились в неясный звуковой фон вместе с шёпотом листвы. «Вот он – рай!» – подумал Глеб и улыбнулся собственной мысли.

Вдруг сквозь всплески воды донёсся сдавленный крик: «Глеб!.. Помоги!». Парень встрепенулся, перевернулся на живот и закрутил головой, пытаясь высмотреть того, кто кричал. Сердце бухнулось о рёбра и застучало тревожно, едва он увидел тонкие детские руки, то взмывающие над поверхностью воды, то исчезающие в глубине. Светловолосая макушка Зойки странным мячиком то всплывала, то погружалась в воду. «Господи, она же тонет!» – мелькнуло в голове, и Глеб ринулся спасать. В два мощных гребка он подплыл к девочке и нырнул, потому что на поверхности воды уже не было видно ни светлой макушки, ни беспомощно бьющихся рук.

Он нырял и нырял, силясь рассмотреть в зеленоватой толще воды детскую фигурку в ярком купальнике. Но Зойки нигде не было. Всплыв на поверхность, он набирал в грудь побольше воздуха и снова нырял, отчаянно мечась из стороны в сторону. Лёгкие уже разрывало от боли, сердце стучало в ушах, в голове стоял монотонный гул, но все его усилия были напрасны.

Вынырнув в очередной раз, Глеб жадно хватал воздух ртом, пытаясь отдышаться, и вдруг совсем недалеко услышал весёлый смех.

– А ты и правда неплохо плаваешь, Склифосовский! – смеялась живая и здоровая Зойка, сидя на выступающем из воды камне. Мокрые волосы торчали в разные стороны, делая её похожей на взъерошенного птенца. По лицу блуждала издевательская улыбочка. – Ставлю пять баллов. Могу даже рассказать отцу, как ты самоотверженно пытался меня спасти. Вдруг он вручит тебе медаль за спасение утопающих?

Глеб задохнулся от возмущения:

– Ах ты, колючка мелкая! Я ж и правда подумал, что ты тонешь. Убить тебя мало за такие шутки!

– Но-но, я попрошу! – и строго погрозила ему пальчиком.

Солнце зашло за тучу, неизвестно откуда взявшийся ветер поднял волну. А Глеб, бросив на малявку возмущённый взгляд, повернулся и поплыл к берегу, мстительно подумав, что ни за что не будет её спасать, даже если сию секунду озеро накроет девятый вал.

Сентябрь дарил последние по-летнему тёплые дни, словно осень с летом, прощаясь, всё никак не могли разомкнуть свои объятия. Но по утрам, несмотря на яркое солнце, косящее жёлтым глазом из-за крыш домов, воздух уже был зябким и звонким. Глеб повыше поднял воротник куртки и застегнул молнию до самого верха. Утренняя прохлада словно девичьими тонкими пальчиками коснулась шеи. Зато остатки сна вместе с выдыхаемыми лёгкими облачками пара, растаяли в один миг.

Подходя к дверям клиники, он уже весь был там, в наполненном деловитой суетой отделении кардиохирургии, уже предвкушал привычные, ставшие родными запахи лекарств, дезинфекции и больничной еды, уже внутренне улыбался приветливым лицам коллег и пациентов, уже слышал приглушённый голос учителя, объясняющего план операции.