Иван Ленивцев - Я своих не сдаю

Вернулся я в рубку, доложил об увиденном капитану и опять за руль взялся. Капитан раз пять помельтешил по рубке, затем, остановившись напротив меня, с участием так сказал: «Знаешь, что Шурик, сходи-ка ты на камбуз, пусть Аннушка бутербродов с кофе организует… не для меня, для этих… „свистунов-летунов“. Пусть перекусят, может оживут… Старпом, за руль!»

Я – на камбуз. Аннушка – наш судовой повар – живенько подсуетилась, на самый большой поднос погрузила чайник с кофе и в три слоя бутербродов с колбасой, с сыром.

Открыл я коленом дверь в «летную» каюту и в шутку кричу: «Ребятушки – козлятушки, ваша мать пришла, колбаски с сырком вам принесла…» Зашел в каюту… А запах, запах! Будто в каюте бидон с бражкой разлили. Наизнанку рвет мужиков, с зеленью! Меня так же в первое время рвало… «Кушать будете?» – только и спросил, но видно напоминание о еде привело летчиков в бешенство. «Идиот!», «Злодей!», «Опричник!» – заорали с двух сторон, не особо так оскорбительно, почти культурненько – все-таки, летчики, из самой столицы. Но кем-то метко брошенная подушка вмиг разрушила мое мнение о культурности столичных летчиков – она выбила из моих рук поднос, чувствительно облив очень горячим кофе. Я с воплем вывалился в коридор и ударившись о переборку, набил себе шишку. Да еще перепугал до икания нашу Машу – уборщицу, елозившую шваброй в соседнем гальюне.

Когда я доложил капитану о случившемся и для пущей убедительности своих слов показал ему шишку на лбу, в рубке появился замполит с предложением устроить вечер-встречу экипажа с людьми героической профессии – летчиками. На что капитан впервые на моих глазах довольно жестко возразил своему помощнику по политической части: «Не надо никаких встреч, пусть летчики отдыхают, нам так спокойней будет…»

Пришли мы в Иокогаму, пришвартовались к причалу. Вертолеты тем же путем спустили на землю. Не отошедшие от качки вертолетчики хоть и пошатываясь, но почти бегом покинули судно и, лишь ощутив твердь земли, «сердечно» попрощались с экипажем, заявив, что больше их нога не ступит на это «корыто», что назад, на Родину они полетят как «белые люди» рейсом «Токио – Владивосток», где и будут дожидаться технику. Короче – гуд май, мореманы! Мы, ясное дело, обиделись на летунов (а кто бы не обиделся после такого бестактного заявления), однако вида не подали – моряки народ необидчивый.

Очевидно, не зря говорят, что человек полагает, а Бог располагает; после Иокогамы судно сбегало по своим грузовым делам в Нагою, потом в Кобе, и лишь затем опять возвратилось в Иокогаму, где на все том же причале мы увидели знакомые силуэты вертолетов, а подойдя совсем уж близко к причалу… и самих летчиков-вертолетчиков, спрятавшихся от солнца в тенечке гофрированных складов. Все те же восемь «орёликов» вяло приветствуя, помахали нам ручками. Мы пришвартовались, трап спустили, я под него сетку безопасности завожу – летчики наверх поднимаются мрачные, головы понурены, плечи опущены. Я почему-то вспомнил о горячем чайнике с кофе и шишке на голове. Боцман сверху ехидненько так крикнул, мол, неисповедимы пути господни. А летчиков вдруг, как по команде прорвало, почти хором выругались они: «Такие-сякие, мать-перемать! На нас валюту экономят, ссуки кабинетные!» Хоть и хитро они выражались, но мы сразу поняли, что высшие аэрофлотовские чины «кинули» лучших в мире пилотов на все тот же пароход-«корыто», а сами улетели первым классом комфортабельного авиалайнера, мол, каждый сверчок, должен знать свой шесток.

Впрочем, обратный путь до Находки прошел на удивление спокойно, да и сами вертолетчики будто поняли, что море не любит лишней суеты, а тем более – свиста. В общем, расстались мы если не друзьями, то хорошими знакомыми, это точно. Прямо на причале механики собрали вертолеты, и те из наших кто проживал во Владивостоке, стали пассажирами этих вертолетов-красавцев.

– Ну что, ты по-прежнему будешь утверждать, что летчиков не укачивает, – дружески хлопнул меня по плечу Шурик, моряк с прекрасного города Владивостока. – Или согласишься со мной, что укачивает всех.

И я с ним согласился. А в вагоне по-прежнему продолжали играть в свои карты китайцы, пьяно похрапывая спал народ из Средней Азии, стучали колеса о рельсы: тук-тук, тук-тук, тук-тук! И думалось: какая же у нас огромная страна!

Батюшки мои, до чего же быстротечно время! Оглянуться не успеешь, а Новый год в двери стучится: тук-тук! а вот и я! не ждали? Выглянешь: тьфу-ты! – опять этот жизнерадостный старикан со своей молодухой заявились, опять пьянки-гулянки, выпивки-застолья! О-о! А сколько денег надо? Все средства, что копил на нужную тебе вещь, за десять дней истратишь, как одну копейку! А какое железное здоровье надо иметь. Иной человек, может быть, целый год не пил, из последних сил держался, характер выдерживал, закалялся физически и морально – все бесполезно, все впустую: итог после праздника всегда один – головная боль, будь она неладна!

Выразив негативное отношение к наступающему Новому году, Вадим Зосимов постучал замерзшим ботинком о ботинок, чтобы хоть как-то согреться. Слегка побитый жизнью, пусть и худущий на вид, но еще достаточно крепкий, сорокапятилетний Зосимов официально нигде не работал, с гордостью называя себя человеком свободной профессии. То есть, он принимал и выполнял заказы от всех, кто попросит и неплохо заплатит. Впрочем, не отказывался он и от мелких заказов. Хм-м! Если разобраться, то само выражение «человек свободной профессии», звучит как-то туманно и не совсем понятно. Для полной ясности придется выдать Зосимова с головой: еще совсем недавно он числился художником при Доме культуры судоремонтного завода. Вскоре завод успешно приватизировали и в виде металлолома переправили в Китай, «культуру» так же успешно прихлопнули, в результате чего наш художник остался не у дел. Тогда-то и пришлось ему перейти в разряд людей свободной профессии, что помогало ему избегать встреч с налоговой инспекцией и более-менее безбедно существовать.

К примеру, в самый канун Нового года Зосимов выполнил срочный заказ в кафе «Агдам», где оформил настенное новогоднее панно с обязательным Дедом Морозом и Снегурочкой. Краснощекая, эротически длинноногая Снегурочка в коротенькой мини шубке, очень уж приглянулась хозяину кафе Мусе, от последующих затем щедрот которого Зосимов так наугощался, так наугощался… Бр-р, вспоминать не хочется. Собственно, вспоминать-то особо и нечего, так, кое-что… Тускло помнится, как пил с черноусым Мусой, пил с огромным охранником Васей, с официанткой пил… кажись, дома пил. Дальше – полный провал в памяти… Нет, одно Вадим помнил точно: проснулся он на своем родном диване. Да разве такое забудешь? Утром, разъяренная супруга Муза, бесцеремонно сбросив его с дивана, вытолкала взашей из квартиры со строжайшим наказом не возвращаться домой без денег. И вот, получив от хозяина кафе Мусы кое-какие деньжата, Вадиму пришла в голову спасительная мысль о подарке. Да-да, только подарок, хороший подарок мог успокоить, задобрить Музу, мог примирить их. Хороший, но не особо дорогой. Такой вряд ли купишь в супермаркете, надо идти на городской рынок, на барахолку.