Ирина Говоруха - Гинеколог. История художницы

Всю жизнь мечтал наесться от пуза и никогда не выбрасывал еду. Задубевшие макароны, пожелтевшее масло, скисший творог, хвостик тюльки – все прятал в холодильник и повторял: «Не трожь! Я позже доем». Однажды у них осталась банка с недоеденной тушенкой. Она стояла на верхней полке недели три, не меньше, пока Люська не швырнула ее в ведро. Вечером жестянка опять оказалась в холодильнике.

Очень бережно относился к одежде. Брюки, поношенные куртки, дырявые ботинки лежали на балконе. Иногда рылся в мусорных баках и, не стесняясь, доставал пластиковые бутылки, застиранные плюшевые игрушки и сгоревшие чайники.

– А что? Отмоем – и на дачу. Чего добру пропадать.

Ненавидел коммунистов и никогда не состоял в партии. Даже тогда, когда ему предложили повышение и должность бригадира, но только при условии получения партийного билета, твердо отказался. Вернулся домой хорошо выпивши, долго на карачках раскачивался в коридоре, как «соломенный бычок», а потом отчетливо выкрикнул: «В гробу я видел вашу партию!» и отключился. Так и проспал до утра, уткнувшись носом в свой рваный ватник. Рая попробовала его поднять, но не осилила – она как раз ждала третьего ребенка.

С болью вспоминал, что его тетку посадили на четыре года за спекуляцию. Она при Брежневе ездила поездом в Ригу и скупала женские платки. Простые, белые все в знатных фиалках и пионах. Перепродавала по пять рублей, и бабы ходили к ней, как на праздник. А потом кто-то позавидовал, донес, и ее посадили. За что? За то, что рубль «наваривала».

А еще очень любил поговорить, порассуждать, пожаловаться. За воскресным обедом, за рюмкой в дешевой «наливайке» и в конце рабочего дня, еще не вытерев руки ветошью, разглагольствовал:

– Хрущева не уважаю за церкви. Слишком много он их переделал под музеи и склады. Даже под клубы. Засевал поля кукурузой, будто мы куры сраные. Но строил хорошо. Всех переселил из бараков. И в космос мы полетели, и ЗИЛ-130 сделали. Хорошая машина. Неубиваемая. И доллар был по пятьдесят копеек. При Брежневе, пока председательствовал Косыгин, у нас считалась сильной экономика. А потом тот помер, Брежнев все на охоту ездил, и страна медленно покатилась вниз. И катится до сих пор, только в три раза быстрее.

После таких выступлений открывал широко рот, опрокидывал рюмку и некоторое время прислушивался к ощущениям. Затем выдыхал, хватал кусок луковицы и с силой макал в соль.

Уважал Кашпировского и Чумака. Завороженно смотрел телемост «Киев-Тбилиси», во время которого проводились две полостные операции по удалению грыж без наркоза. Каждую неделю заряжал воду, а потом пил натощак. Литрами употреблял чайный гриб, и банки с рыжей марлей стояли на всех подоконниках. Понятия не имел о своем дальтонизме первого вида и узнал об этом только после рождения Люськи. В ЦУМе выбросили итальянскую обувь, и Рая попросила купить для нее красные туфли. Она о таких мечтала с седьмого класса. Он поехал, отстоял четырехчасовую очередь, дважды проверил размер и с гордостью вручил ей коробку. Рая открыла и ахнула – туфли оказались ядрено-зелеными.

В 1989 году Иван Петрович съездил в круиз по Восточной Азии. Это событие стало одним из самых главных в их семье. Им гордились и вспоминали во время каждого застолья. По возвращению он всю ночь рассказывал Рае о Желтом море цвета коровьей мочи, о близоруких корейцах и супах из собачатины. Она слушала, подминая под себя огромную подушку, зевала в кулак и уточняла детали. А на следующий день в их квартире нельзя было пройти – друзей и знакомых набилось множество. Они сидели на стульях, креслах и даже на полу, задавали вопросы, а он только отмахивался: «Спрашивайте у жены, она уже больше меня знает».

Иван Петрович услышал о круизе по радио и в тот же день бросился оформлять документы. Его не смутила даже стоимость – 1600 рублей. До Владивостока восемь часов летели самолетом, а потом два дня плыли на пароме «Байкал». Заканчивалась зима. Море невыносимо штормило. Каюта находилась в передней части судна, и каждый раз, когда на океанских волнах нос поднимался на три метра, а потом стремительно летел вниз, появлялось стойкое ощущение, что наступил конец света. Иван Петрович и его друг Саша лежали пристегнутыми и блевали, а по радио веселым дикторским голосом излагалась история парома. Напоминали, что он на плаву с 1927 года, и это его последний рейс, так как по прибытию сразу же пойдет на переплавку. Иван Петрович считал часы до конца круиза, молился и вспоминал ради чего это все затеялось. Очень хотелось купить японский магнитофон и лекарства от давления для жены. В Союзе ходили слухи о чудодейственных женьшеневых препаратах.

Первая остановка была в северокорейском порту. Дальше поездом, по узкоколейке, отправились в Пхеньян. В вагонах на столах лежали салфетки и стояли пепельницы, и Ивану было невыносимо стыдно за соотечественников, которые украли большую половину бычковальниц. В столице КНДР его поразил лагерный уклад жизни. Люди были словно с инкубатора – в одинаковых пальто и паджи 5 5 Паджи – мешковатые штаны. . Рано утром они с кирками строем маршировали на работу и потом точно так же возвращались. Все – военнообязанные. Дети в школах имели много трудовых дисциплин, вышивали стилизованных тигров, драконов, оленей и все виды гибискусов. Вместо сувениров он купил две бутылки водки. В одной из них плавала змея, а во второй – корень женьшеня.

Китай поразил количеством мусора, и в порту из-за пакетов и огрызков не просматривалось дно. Шанхай напоминал свалку. Кое-как пристроенные бараки, шум, гниющие объедки и балконы, обвешанные тряпьем. На тот момент в нем насчитывалось тринадцать миллионов жителей. Помои выливались прямо на дорогу, вонь выедала глаза, и его безостановочно тошнило. А еще мужчина страдал от голода. То, что предлагалось на обед, вызывало только отвращение. Тухлые яйца мерещились повсюду. Однажды они зашли в какую-то забегаловку и заказали суп с лапшой. Перед ними поставили на первый взгляд аппетитное варево, и Иван Петрович зачерпнул ложкой еду. Вдруг один из туристов громко закричал:

– Это не лапша! Это червяки! Гляньте, у них глаза!

Отец наблевал прямо в тарелку и она стала полнее, чем была изначально.

В Японии остановились в Нагасаки. Здесь его приятно поразила стерильная чистота. На дне можно было увидеть брошенную спичку и каждую рыбу-худышку. Ни одного человека на улицах в рабочее время. Мандариновые деревья с плодами, упакованными в специальные пакеты. В магазинах продавалось все, и они даже затеяли с другом игру: придумывали самые невероятные продукты, а потом отправлялись на поиски и обязательно их обнаруживали. В Японии он купил магнитофон, две чистые кассеты и долго удивлялся, что кусок мяса стоит там столько же, сколько и цветной телевизор.