Наталья Загребина - Граммы для жизни

Кот навострил уши, поднял хвост, как рыжий вымпел, и помчался в открытую дверь.

«Маруся приехала!» – радостно подумала Люся.

Слезы выступили на глаза, но Люся поспешила их смахнуть. Надо показать, что у нее все хорошо, что она держится. Это Люся делала не ради спокойствия своей подруги, а ради себя – когда другие видели, что у нее все хорошо, она сама начинала в это верить. И таким отраженным – лунным, иллюзорным – светом грелась. Но и пожаловаться очень хотелось, и поплакать, и сказать все нехорошие слова в адрес ее мучителей. Но сама Люся не умела этого делать. Даже за спиной, не глядя им в глаза, Люся не могла сказать им все, что она думала о них. А Маруся могла – она и скажет жалостливые слова для Люси, искренние и простые, и поругает всех членов Комиссии, и привезет вкусненького, поэтому Афоня и ускакал быстрее коня на скачках.

Когда Люся пришла на берег, кот уже сидел в лодке, ничуть не опасаясь рогатой белой козочки, и поедал пирог с мясом, всем своим рыжим телом показывая, что он очень счастлив и сейчас ему лучше не мешать.

Ее подруге было за пятьдесят, но ее энергичность позволяла ей выглядеть на десять лет моложе. Крепкая на вид, уверенная в себе, грубоватые черты лица придавали ей приятную суровость. Она крепко держала деревянные весла, покровительственно поглядывая на кота и молоденькую белую козочку.

Маруся очень редко заходила в дом к Люсе – понимала, как сложно просушить дом после затопления, они всегда встречались на берегу.

Люся радостно улыбалась, здороваясь с Марусей, угощаясь пирогами – горячими, воздушными, с такой сочной начинкой, что Люся сама не заметила, как съела шесть штук – с капустой, с грибами, со свежей вишней.

Короткий миг счастья – Люся и Афоня поедают пироги, а Маруся развлекает их разговорами, которые текут непрерывно и неторопливо, как полуденная река, поблескивая радостными событиями и веселыми замечаниями: коза у меня окотилась, четверых принесла, смотри, как дармоеду твоему пироги нравятся, живот как мяч, а все еще лопает, на запас отъедается, с вишней-то сладкие или нет? А то я боялась, что кисловаты будут, яблоки нынче уродились – ветки ломаются, скоро с яблоками буду возить, я нашла пастбище для своих коз хорошее, только туда по воде легче добраться, слушай, как ты думаешь, может, мне еще одну козу прикупить?

– Ты-то как? – резко оборвала Маруся свой рассказ, заметив, что Люся наелась. И девушка, плывшая по реке блаженства и уюта, наткнулась на камни.

Пришлось говорить Люсе – сухо и отрывисто рассказала она о том, что изменились правила, добавился в приказе один пункт, и теперь ей не поможет то, что они с Марусей придумали для ее освобождения.

– Ах, они, окаянные! Сгноить тебя решили на этом острове! Это все злодейка эта, швабра старая, дура завистливая! – Маруся кричала так громко, что кот встал и ушел, он хотел продлить счастливые моменты, а когда кричали – он не любил, даже если не на него.

– И этот вот, Федька, подлец какой! Подлая душонка! А все добреньким притворялся. Жалел будто бы тебя, а сам!..

Люсе нравилось слушать, как Маруся ругает колдунью, сама бы она не смогла так обругать ее, чтобы легче стало на душе, но ведьмака ей стало жалко, он предстал перед ней – такой жалкий и влюбленный – и Люсе показалось, что он сгибается, скукоживается от суровых слов Маруси, становясь все меньше и меньше.

– Федя жалеет меня. Он хороший. Он предложил мне пожить с ним на острове, чтобы я смогла потом уйти, а он остался бы вместо меня. На тридцать долгих лет.

Тут Люся покраснела, вспомнив взгляд ведьмака. Маруся недоверчиво посмотрела на Люсю:

– А ты что?

– Отказалась. Я не хочу с ним жить. И помощь мне его не нужна.

– Да что ж ты дура-то такая! – весь накопившийся Марусин гнев обрушился на Люсю. – Ты что ж думаешь – у тебя тут очередь из женихов выстроится, и все будут просить твоей руки? Хватай его, пока тепленький. Думаешь, он вечно за тобой бегать будет?

Люся не любила, когда на нее кричали, не терпела этого, и она сама не заметила, как стала кричать в ответ:

– Да не нужен мне ваш Федя! Лучше уж я одна поживу. Зато совесть моя будет чиста!

– Ах, совесть чиста? Значит, я тут, бессовестная такая, предлагаю тебе всякий срам. А ты у нас – совестливая и чистая. Вот и сияй своей чистой совестью, а у меня глаза от твоего сияния заболят.

Маруся с такой силой оттолкнулась веслом от берега, что оно захрустело, а козочка чуть не выпала из лодки, за что попало и ей.

А Люсе ничего не оставалось, как потерпеть немного – пока лодка не скроется за горизонтом, а потом поплакать на берегу, прижимая кулек с пирогами, как единственное тепло во всем мире.

Потом, лежа в постели, она вспоминала сердитое лицо Маруси и не могла поверить, что вся эта злость была адресована ей.

«За что она так со мной?» – спрашивала Люся темноту. «Я чем-то обидела ее?»

«Ну и сияй своей чистотой совестью» – снова и снова повторялись в ее голове слова Маруси. Почему она так сказала? Неужели она не понимает, что жизни с Федей на одном острове противиться все ее существо, всё – руки, ноги, глаза – все отторгает, всё кричит, сопротивляется.

Неужели Маруся не понимает, что та песня, которая живет внутри, может умереть от того, что Люся изменится, изменит себе.

Так нельзя! Так нечестно! Так гадко! Так противно! Несправедливо! Эти слова что-то напомнили Люсе…

…Вот она плывет в лодке – с ней люди, суровые, серьезные, они ее презирают или укоряют за то, что она совершила. И они приготовили для нее наказание и сейчас приведут в исполнение приговор. А Люся не чувствует свою вину, внутри нее – также как сердце – бьются эти слова: так нечестно! несправедливо! так нельзя! Но вслух она ничего не произносит, потому что она знала это раньше, это еще тогда, когда брала деньги, этот же голос кричал: «Нечестно! Несправедливо! Мама не должна умереть!»

Конечно, она не ожидала, что наказание будет таким суровым. Она надеялась, что ее спасут, и никак не предполагала, что останется совсем одна.

Когда Люсю впервые привезли на остров, ей объяснили, что она не сможет уйти с острова, он не отпустит свою пленницу. И действительно, когда она в первый раз пыталась сбежать – это было со знакомым рыбаком – они чуть не утонули: поднялись волны, лодку качало так, что весла и все содержимое вывалилось за борт. Только когда Люся выпрыгнула из лодки и поплыла к берегу, волны успокоились. С тех пор ей казалось, что этот остров – злой пес, который никуда не отпустит, а если она попытается сбежать, загрызет ее.

Как же страшно было ей одной на этом острове в первые дни заточения! Вечерами на берегу ей казалось, что она слышит тихое дыхание, ощущая чье-то присутствие. И хоть Люся чувствовала, что ей никто не причинит зла, она бежала в дом и пряталась под одеяло, пытаясь отвлечься, напевая себе самосочиненные песенки. Но получалось очень плохо.