Наталия Рай - Иновидцы

Лена вдруг опомнилась: чем решать мировые проблемы, не умнее ли читать учебник, уже больше часа открытый на всё той же странице. А ведь на календаре – середина июля и до вступительных экзаменов остаётся времени всё меньше. О том, что Елена Степанова никем, кроме журналиста, быть не может, известно пока только ей самой. Курсы фотографов и машинописи закончить будущему журналисту, конечно, нужно, но ему не менее важно получить высшее гуманитарное образование.

Она строго приказала себе срочно отставить все посторонние мысли и помнить только о не выученных учебниках.

Того, что она может не стать студенткой, Лена и в мыслях не допускала. Однако – человек предполагает, а Бог располагает. В роли Бога выступала приёмная комиссия, не внесшая фамилию Лены в списки первокурсников. Лену, как всегда, погубили исторические даты, которых она никак не могла упомнить, но зато перепутала так виртуозно… Это было тем более странно, что на память она, в общем, не жаловалась: например, нужные телефонные номера она запоминала с первого раза, не записывая и помнила их годы. Осталось ей вздохнуть – даже на заочный её не перевели, ибо там обязательно нужно иметь газетные публикации – и пошла устраиваться на работу. Конечно же, в редакцию.

Чувство, с которым Лена вошла в редакционный коллектив, было сродни тому, с котором сознающий себя смертным грешник вошёл бы в рай. Журналисты – это боги! Нигде, никогда, никак, ни при каких обстоятельствах они не могут оказаться такими, как всё прочее население Земли. Они – журналисты. К чему слова!

Справедливости ради нужно отметить, что хорошо работать в прессе может только тот, кто действительно любит эту работу. Она – на ну очень большого любителя. Тот же, кто стремится отработать свои восемь часов, а там – хоть трава не расти, сбежит через неделю. Его ни за что не устроит принцип: хоть помри, но публикация должна выйти. И она выйдет, даже если от тебя останется только хладный труп. Но и труп-то останется тогда лишь, когда выйдет материал. Не раньше.

Сначала на Лену поглядывали с лёгким подозрением, но оно мало-помалу сменилось пониманием: своя. Она была – такая же. Она была пока «старшей, куда пошлют», но ведь любая работа важна, в том смысле, что каждый стоит в трудовой цепочке и стоит звену оборваться или истончиться, как все другие звенья начинают это на себе чувствовать.

Её обижало это недоверие только несколько дней – если она его замечала: слишком восторженными глазами смотрела на газетчиков. Потом она забыла о недоверии и помнила только одно: она – достигла Олимпа. Лена, если бы могла, делала бы сама всю работу – от начала и до конца. И она просто не понимала, как это было, когда её здесь – не было. Как тут вообще обходились без столь ценного кадра?!! И как она жила бы, если бы, тьфу! тьфу! тьфу! – она вдруг с мечтой рассталась…

Она наслаждалась, общаясь с небожителями – корреспондентами. Боже, слово-то – какое! А что – за словом… Какие – люди! Где только они не бывают: ну, что может увидеть на самой обычной стройке другой, простой человек? А у журналиста обязательно появляется статья. Да, конечно, у него работа такая, но ведь не каждый и может быть журналистом.

Если было бы можно, Лена переселилась бы в редакцию. Впрочем, она вряд ли осмелилась бы высказать кому-нибудь такое желание – засмеяли б! Да и – нужно ли жить в храмах?

Господи, кто научил людей завидовать и ссориться?

Зазвонил внутренний телефон:

– Раису Филипповну просит зайти редактор.

– А она вышла.

– Ты зайди.

Лена, естественно, пошла. Редактор спросил, управится ли она за час – срочно нужно сдавать в набор передовую.

– Постараюсь.

Бегом побежала на рабочее место и стала работать с максимальной быстротой: в набор же, в номер! А она и так печатала со скоростью пулемёта. Лёгкость пальцев при печатании, оказывается, напрямую зависит от уровня грамотности и наличия слуха, имеется в виду музыкального. Потому что крайние на клавиатуре буквы, между прочим, звучат совсем иначе, чем те, которые расположены в центре.

Раиса Филипповна, вернувшись и обнаружив – она всегда контролировала, чем занята Лена – что Лена печатает, более того, заканчивает редакторский материал, решила, что нанесен прямой урон её авторитету заведующей. Лена, хоть и была оскорблена и тоном Раисы, и обвинениями в подхалимаже, молча отдала Раисе статью, памятуя о её срочности. А отношения можно выяснить после.

Но уж коли зло должно свершиться, нельзя терять бдительности, ибо оно свершится-таки. Не подозревая, что бросает горящую спичку в бочку с порохом, Сергеева, войдя, сразу же обратилась к Лене, видя, что та не занята. С, конечно же, срочным, в номер, материалом. Не только Лена, никто в двенадцатиэтажном здании Дома печати не сумел бы отказать Сергеевой…

Раиса продолжала стучать, но скорость всё возрастала и стала напоминать непрерывную пулемётную очередь – до конца листа. Лена чуточку удивилась: даже не знала, что Раиса тоже может печатать так быстро, но долго удивляться ей было некогда – Сергеева ждет. То есть – новый номер.

Раиса стала злиться всё больше: пытаясь сесть на два стула, она стала торопиться и делать ошибки. И Лена, торопясь медленно, обогнала её, закончила раньше, а так как Сергеева придти не успела, сама к ней побежала. А когда вернулась…

– Как! – кричала в ярости Раиса, – некоторые в газете – без году неделя, а им то редакторские материалы дают в работу, то сергеевские!

Чем дальше орала, тем хуже Раиса выбирала выражения и выговор за неизвестно какие преступления превратился в обычную базарную ругань, сдобренную далеко не литературными эпитетами.

Лена – молчала. И от неожиданности, и от непонимания вины, и от невозможности происходившего: чтоб в редакции и – кричали? Очевидно, крик в редакционных стенах был более, чем странен: к источнику шума подходили всё новые слушатели. А Раиса стояла к двери спиной и продолжала орать, распаляясь всё больше от собственного крика.

Шок был таким оглушительным, что Лена вдруг, для себя самой совершенно неожиданно, сказала:

– У вас дома пожар. А ваш сын спит и может погибнуть.

Раиса захлебнулась на полуслове.

– Какой пожар?

– Я не знаю. Сильный дым на кухне. Звоните сыну.

Из толпы зрителей вынырнул выпускающий редактор Вадим, подошел к Раисе, взял её под локоток и вежливо провёл в секретариат, хотя позвонить она могла немедленно.

Тут только, оставшись забытым актёром на онемевшей сцене, Лена поняла, до какой степени унижена. Будь она одна в комнате, она, конечно, разрыдалась бы. Но на людях – ни за что. А выйти у неё и сил не было, да и некуда особенно было: все ведь уже знают о скандале и разговоров не оберёшься. А у Лены не было сил на разговоры.