Игорь Арсеньев - Любовь да будет непритворна

– Каких странствий, безумный?! – не сдавалась жена. – Нормальные люди, кому надо – прекрасно доберутся куда угодно на поезде, и на, на, на…

Много, ох, много разрабатывалось маршрутов, один хуже другого! Но и стихийного в нашей любопытнейшей жизни немало. Людмила однажды вернулась домой с лицом смешанным и потому фантастическим. Казалось, её лицевые мышцы парализовало. Ей с трудом давалось воспроизведение каждого звука.

– Ты знаешь, – наконец сказала она, – возле Гостинки я встретила иностранную студентку, и – представь, её обокрали!

Я неуклюже пытался хохмить, но, скорей всего от зажима и страха, тем самым ещё больше смутил себя и свою половину.

– Не знаю, как это случилось, но бедняжка без ничего!

– Догола раздели студентку?

– Смейся… Деньги, документы пропали! Девочка в отчаянном положении. Ты бы видел, как она мучилась. Я полагаю, что с ней такое впервые. Игорь, представь, – распалялась всё больше Людмила, – прикатил человек из такой дали, и не куда-нибудь, а в Санкт-Петербург! Разумеется, Карола надеялась на что-то доброе, интеллектуальное, наконец. А тут… Словом, я поделилась Я отдала студентке все деньги – все, что у меня были с собой. Карола приняла помощь в обмен на наш адрес и телефон. Вот, – завершила Людмила, положив передо мной скомканный обрывок от шоколадной обертки.

Карола, кстати сказать, с отменным знанием русского языка, довольно высокая, коротко остриженная, темноволосая девушка в джинсовом костюме, действительно, очень скоро нашлась. Она позвонила в дверь нашей тёмной, однако просторной квартиры, что в центре города на Гороховой улице, и чуть ни с порога воскликнула, когда увидела «нашу марку».

– Ого! Товарищи, да вы просто обязаны поехать на таком чуде в Германию!

– Куда?! – спросили мы, не сговариваясь, в два горла.

– В Германию. В город велосипедов – Эрланген, – завершила студентка.

– Эр-лан-ген… Эр-ланген…

Название города для нас прозвучало впервые как выстрел, как революция, как нечто таинственное с бермудским акцентом! Я бредил, я стенал, ползая по старой, затёртой до дыр школьной географической карте…

– Эрланген находиться в центре Германии. Эрланген – город велосипедов, где ежегодно проводятся фестивали веломобилей! Людочка, как тебе такой поворот, а?

– Ага! Садись – поехали!

– Людмила…

– Игорёчек, милый, родной, – закрывая мне рот ладонью жена, – не вдохновляйся. Прекрасно знаешь, что твой, мягко говоря, ве-ло-мо-биль не достроен. И совсем не испытан. Неужели тебе хочется рисковать жизнью?

– Да!

– Короче: на металлоломе мы… я – никуда не поеду! – прозвучало как приговор.

Но уже через месяц наша знакомая почтальонка с бескровным от удивления лицом, внесла в нашу квартиру заграничный конверт! А в нём (туды-т твою растуды) мы нашли ОФИЦИАЛЬНОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ!

Теперь на минуточку представим, что в недавнем социалистическом прошлом, два – обаятельнейших, целеустремлённейшых, далеко не старых существа – ни разу не покидали пределов своей пролетарской отчизны! Страны бывшего Советского Союза не в счёт, по понятным причинам. Однако сегодня, когда Турция или то же Египет превратились, чуть ли не в туристическую Мекку обновленной, демократической России, в восторженных восклицаниях: «Ура, нас пригласили на загнивающий запад!» – вы не найдёте для себя ничего напряжённого. Напоминаю: сегодня. Да? Но – не тогда.

А тут – Германия. Да подумаешь, какой-то Эрланген! Но «тогда» – в дерзком девяносто втором…

Эх!

Если коротко рассказать, что означали «тогда» гастроли любого театрального коллектива в Европу, то вы бы знали, что в монтировщиках сцены, реквизиторах, костюмерах, подчас, значился чуть ли не весь состав местного Управления культуры. Бывали отдельные случаи, когда даже режиссёра спектакля, в виду его политической или какой-нибудь другой неблагонадёжности, на гастроли вовсе не брали. Но зато всегда находились многочисленные, милейшие родственники управленцев, еже с ними любовники, любовницы, да и просто «чай заседатели» обкомов, горкомов, профсоюзных, министерских калибров, которым всегда находилось место в массовых сценах, если таковые имелись. Так что до развала Союза, мы были вынуждены сидеть взаперти, словно на вселенской гауптвахте!

А дальше началось, как сказал известный историк, «собирание факторов!» Денег особых не было, не говоря уже об иностранной валюте. И я скрупулёзно, как мог, честно пытался найти вспоможение. Я планомерно обходил одно за другим банковские учреждения, где меня неизменно встречали парни в малиновых пиджаках. На территорию модного «тогда» евроремонта, меня, как дворнягу с улицы, не пускали. Мне приходилось с порога излагать свою затею о предстоящем путешествии в Германии на веломобиле. Я показывал фотографии почти готового агрегата, описывал принцип его действия, вдохновенно раскладывал перед охранниками (жуть, как вспомню!) карту предполагаемого маршрута. Я демонстрировал им, придуманную мной печку из жести, на которой мы с женой собирались готовить себе еду. Однако дело дальше пустых разговоров не шло, и меня вежливо, а, порой, не очень – посылали за ворота.

Но я до того расхрабрился, что однажды прямо-таки ввалился в посольство Финляндии! Но, очевидно, и там я молниеносно перешёл границы дозволенного. К примеру, я пытался рассказать финским друзьям о съёмном колесе веломобиля, на котором «без проблем» я мог бы из любой колобашки вытачивать круглые рамочки для фотографий или художественной вышивки. К тому же, без электричества, без капли бензина. Такое, знаете, шоу на городских площадях для развлечения туристов. Но! Мне всё-таки разъяснили, что, ни в Финляндии, ни в Швеции, ни в Норвегии, ни в Дании – с рамочками для фотографий дефицита нет. Следовательно, ни в какие организации, связанные с экологией и дружбой народов с городами-побратимами, посольство Финляндии обращаться не станет.

Я не сдавался. Я воевал. Я отправлял множество увещевательных писем различным благотворителям, в редакции своих любимых «тогда» московских журналов: «Моделист-конструктор», «Наука и жизнь»; особняком в General Motors Corporation, причем на английском языке, взяв в союзники, текст битловского шлягера «The fool on the hill» 1 1 The fool on the hill (анг.) Дурак на холме.

Писем было множество. Отклик один: формальный, однако учтивый отказ из Америки.

– Людмила, – стенал я, – что делать? Смириться? А как быть с приглашением? Да ведь обидно! Честное слово, бездарно, если профукаем ситуацию, не сумеем воспользоваться. Ведь сколько положено усилий, сколько труда! И напрасно?