Валера Жен - Свет небесный

– Подумаешь, газета. Ну, вытащили ребятишки. Из-за баловства. Пальчики тонкие, легко проходят в почтовый ящик.

– Какие пальчики! – не унимается жена, привлекательная, не старая брюнетка с черным испепеляющим взглядом. Массивным телом старается оттеснить мужа. – Они специально не кладут газеты, потом перепродают.

Иван понимает смущение человека, живущего бок о бок с женщиной, далекой от общечеловеческой любви. Милосердие и доброта для нее являются надуманными понятиями, и жизнь представляется из череды завоеваний. Чего и зачем – остается догадываться.

– Могу предложить взамен бесплатные газеты, вот специально принес.

– Что толку в бесплатных газетах! – еще больше обозляется женщина, размахивая правой рукой, как топором. – В них дурацкая реклама и несколько грязных анекдотов. Ну, еще парочка глупых статей, перепечатанных из других газет.

– Значит, могут заменить потерю.

От явной насмешки она теряет дар речи, переводит остекленевший взгляд с почтальона на мужа и обратно, круто поворачивается и захлопывает за собой дверь, оставив обоих на лестничной площадке. Судя по нервозности, торопилась на кухню, откуда запахло жаренным.

– Вы не огорчайтесь, – спешит успокоить Быстрова благовоспитанный хозяин. – Пошумит, но жаловаться не станет. Характер такой.

Позже Иван ближе познакомился с Сергеем Петровичем – конечно, благодаря зловредности его жены. Чтобы избежать повторных конфликтов, он не клал газеты в ящик, а поднимался на второй этаж, звонил, встречался с подслеповатым взглядом, молча протягивал почту. И Сергей Петрович однажды расчувствовался.

– Как вас зовут, мил человек?

– Иван. Можно на ты .

– Вижу, ты добрый человек. В наше время не приходится рассчитывать на добропорядочность, и твое рвение, Ваня, очень похвально, можно отнести к исключению. Понимаешь ли, трудно ладить с людьми, они разные – нередко приходится выслушивать хамство. Так?

– Да, – кивнул не лишенный отзывчивости Иван. – Но мне нравится.

– Вот! – мгновенно оживился Сергей Петрович. – И я так считаю. Проходи, есть чем угостить. Можно и винцо. Что мнешься – вижу, не девица.

– А…

– Ее нет, в поликлинике она.

Иван отбросил понятные и обоснованные опасения, шагнул в квартиру. Ему сразу понравилась духовная атмосфера, в которую никак не вписывалась скандальная женщина.

– Не верится, чтобы одна ваша супруга могла в такой опрятности содержать квартиру, – деликатно резюмировал он.

– Она не при чем, – отмахнулся хозяин. – Приборка – это моя прерогатива. Я работаю исключительно дома – занимаюсь литературными опытами, если можно так выразиться. Дочь плохо понимала, а жена… Им нужны деньги, а я хочу жить в согласии со своей совестью. Понимаешь? – Он сверкнул на Ивана стеклами очков, тут же благодушно добавил: – Садись, куда удобнее. Расскажи о себе. Например, чем тебя привлекает работа. У нас немногие рискуют заниматься любимым делом. Обычно для души есть хобби, э-хе-хе.

Странно выглядела веселость Сергея Петровича при его зависимости от настроения жены, но Быстров разомлел от бархатного стелющего голоса, мечтательно смотрел в чашку с дымящимся кофе, легко воспринимал проникновенную речь. Проникновенная? Конечно, Сергей Петрович естественным образом старался заглянуть в душу собеседника, поковыряться там, как если бы имел дело с собственной библиотекой.

– Не задумывался, получилось само собой. По утрам бегал… много. Решил то же самое делать за вознаграждение.

– Умно! – еще больше развеселился Сергей Петрович. – А как насчет карьеры? Жизнь-то молодая.

– Карьера… пока не задумывался. Живу, как дышится. Никому дорогу не перегораживаю, и меня не трогают. Попутно изучаю психологию, пытаюсь передать изобразительными средствами.

– Ничего, могу помочь определиться. Ты заходи почаще, вместе покумекаем.

– Простите, работа!

– Ну вот, заладил. Смотри шире! Общение является частью твоей работы. Представь… добро почтой… Хорошо звучит?

– Еще как!

– Вот и заходи. А жена… Марина из другого мира, мне ее жаль… я всех жалею. Дочь такая же. С пеленок занимался, вкладывал душу.

Несомненно, тема дочери здорово беспокоила Сергея Петровича, при ее упоминании на глазах проступили слезы, а речь обрела трогательные интонации, стала заметно тяжеловесней.

– Вам то что!? Дочь – самостоятельная женщина, живет своей жизнью.

– Не скажи! Впрочем, ничего удивительного. Когда вложишь душу, то каждый ее шаг станешь выверять по собственным ощущениям. А, что там! Иногда приходится сожалеть о потерянных годах и бесплодных деяниях.

– Не верю в бесплодность. Скоро или чуть позднее появятся благодатные всходы.

– Эх, мил человек! И я надеюсь – этим и живу. Стоп! – Сергей Петрович снял тяжеловесные очки, двумя пальцами помассировал переносицу, посмотрел поверх головы Быстрова. – Любишь книги читать?

– Как всякий человек.

– Я не о том! – Он решительно поднялся. – Подойди сюда. Видишь, полки заставлены. А есть маленькая полочка – особенная. И книжонки не простые.

Так вот, шаг за шагом, Сергей Петрович вызывал все больший интерес у Быстрова. Иначе и не могло произойти – как говорится, на ловца и зверь бежит. Его замечание по поводу сущности профессии почтальона попало в десятку. Разве не с этой целью Иван Быстров пошел на низкооплачиваемую работу? Спорт спортом, а дома у почтальона всегда в рабочем состоянии мольберт, и краски разложены в боевой готовности, тут же пачка чистой бумаги. За короткий период деятельности накопилась кипа портретных зарисовок, любопытных своей психологической направленностью.

– У меня собралась хорошая коллекция книг по различной тематике, – продолжал Сергей Петрович. – Вот эта, например, «Путешествие на «Каллисто» Олега Игнатьева ничего тебе не говорит?

– Наверно, познавательная книжка.

– Не то слово. Взгляни! – Хозяин открыл титульный лист. – Видишь? Елене от Олега Игнатьева. И подпись автора и год 1988. Что скажешь?.. Книга не моя, и таких много. Рядом – «Карач—Мурза» Михаила Каратаева… правда, не с авторским автографом.

– Как они попали к вам?

– Вот! У меня своеобразный интерес… В мусорных баках не копаюсь, но книги вижу издалека. А эту, – Сергей Петрович выдернул из примечательного ряда сверкающий суперобложкой объемистый томик детективов. – Очистил от пищевых отходов, когда сам выносил мусор. Нет дарственной надписи, но и без нее ощущается история. Потрогай!.. Исходит тепло.

– Вы меня покорили, – признался Быстров, глядя на оживленного собеседника, протирающего носовым платком вспотевшие очки. – Семья может вами гордиться.

– А! Называют мусорщиком, да уж я привык.

Расстались они друзьями, крепко пожимая руки с обещаниями продолжить взаимоинтересную беседу. И когда Иван пришел в свою квартиру, то в первую очередь кинулся к мольберту, попытался в экспромте отразить первое впечатление от общения с неприметным, но удивительным человеком с богатым духовным миром. Как он не старался, не мог достичь сходства, изображение выходило карикатурным, лишенным поэтической одухотворенности. Не получалось целостного психологического образа. Как истинный художник, пусть неосознанно, Быстров почувствовал за внешней благопристойностью Сергея Петровича скрытый от внешнего взгляда иной мир, скорее всего – не очень привлекательный. И он загорелся непреодолимым желанием разгадать психологический ребус, иначе работа почтальона теряет духовно притягательную познавательность.