Клава Дырда - Тела

Спустя пару минут я уже шла по улице мимо однообразных жилых блоков к центру анклава, где возвышалось в своем величии громадное белое здание фабрики. Ее купол было видно отовсюду. Люди, как муравьи, сбегались к ней изо всех щелей бетонных узких переулков. Я встала в очередь на КПП, изо всех сил стараясь ни до кого не дотрагиваться. Каждый раз это получалось с большим трудом. Люди липли, как насекомые, терлись плечами, тыкались в спину, дышали в лицо, а я в это время задыхалась от омерзения. Столько разных удушающих запахов, столько липких влажных ладоней, столько падающих на меня со всех сторон чужих волос… А чуть в стороне от фабрики продолжал исправно выпускать в небо черный дым наш главный крематорий. Медленно двигаясь к КПП, я смотрела, как в высь уносится темный столб пепла и ни о чем не думала. В голове была приятная пустота.

И вот настал мой черед шагнуть через металлическую рамку пропускного пункта. В левой руке, под кожей, отозвался сигналом чип, и я оказалась внутри фабрики.

Каждый из нас чипирован. Этот обязательный порядок ввели чуть больше двадцати лет назад, я только появилась на свет. В левую руку вшивали гибкий чип, который собирал информацию о перемещении субъекта, о его приходе на рабочее место и отправлении домой, а также о том, жив он еще или уже нет. Родители рассказывали, что в первый год чипирования на большом электронном табло, расположенном на центральной площади, отображались цифры рождаемости и смертности на территории Государства. Это должно было воодушевить всех бороться за свое существование и, главное, лучше работать, перевыполнять план. Но эффект получился обратный, люди смирились с неизбежным и стали впадать в еще более беспросветное уныние. Табло убрали, и подобная информация впредь озвучивалась только на ежегодном выступлении главы здравоохранного комитета Правительства. Такие выступления мы обычно смотрели с общих экранов, расположенных на главной площади анклава. Это не было необходимостью, просто такая традиция, хотя в каждой комнате любого жилого блока есть небольшой личный экран для просмотра новостей, который включается по определенному расписанию вне зависимости от желания жильца. Других программ, кроме новостных, нам не показывают.

Оказавшись в широком коридоре, я прошла к первому фабричному кольцу и по привычке посмотрела на указатели, хотя и так знала, куда мне надо идти. До сектора Q во втором фабричном кольце я дошла за семь минут. Наша фабрика разделена на сектора для удобства формирования единого конвейера. Каждая конвейерная линия осуществляет свою операцию. Что мы производим? Препараты для химиотерапии. Сегодня запускается новая серия наиболее популярного продукта – «Экстермия 3». Это третья версия нашего бестселлера. Если верить сводкам новостей, именно наше Государство является мировым лидером по производству препаратов для устранения и профилактики раковой пандемии. И я даже немного горжусь, что вношу вклад в столь важное дело.

Моей задачей является обслуживание упаковочной линии. Я работаю на этом месте восемь лет. Да, мы очень рано начинаем работать, с двенадцати. Потому что нас становится все меньше, а производство, наоборот, увеличивает темпы. В фабричном гимне поется о ценности и силе двух рабочих рук, которые несут оздоровление миру. В награду эти руки получают лекарства, чтобы хоть немного продержаться в живых, или персональные баллы на чип, за которые можно приобрести, например, электронную подписку на ведущий фармацевтический журнал или еще какую мелочь. Мы почти не ходим в магазины, да их и не осталось. В нашем анклаве, к примеру, последний магазин хозтоваров закрылся недели три назад. Продуктовые магазины запрещены вовсе. Все что нам нужно, дает фабрика. Одежду. Еду. Общение. За преданность и ответственный труд фабрика кормит нас три раза в день синтетической едой. Из-за глобальной экопрограммы, принятой еще во времена пика «раковой пандемии», жаренное мясо запрещено, и поэтому я видела его только в старой кулинарной книге.

Ох, об этой книге я могу говорить часами. Если бы было с кем разговаривать, конечно. Мы с родителями часто рассматривали ее и представляли, каким вкусом могла бы обладать изображенная на многочисленных иллюстрациях еда. Баранина под мятным соусом, люля-кебаб со свежими овощами, борщ с пампушками – все эти слова до сих пор кажутся мне немного таинственными, волнующими и очень аппетитными. Хотя я и не знаю, что такое настоящий аппетит и возбуждение, вызванное запахом чего-то вкусного. Синтетика, заменяющая нам еду растительного и животного происхождения, выполняет одну единственную функцию – насыщать и тонизировать – только и всего. Никакой эстетики.

Кстати, о моих родителях. Их уже нет со мной. Сначала ушла мама – онкология, метастазы и еще куча скучных слов. За мамой, через пару лет, последовал отец – всего лишь воспаление легких. Соседи еще долго сокрушались, как нелепо выглядела его смерть на фоне всех остальных. В общем, когда я осталась одна, мне было четырнадцать. Все что у меня осталось от родителей – комната в жилом блоке и цветная книга про варварскую еду. С этой книгой под подушкой я засыпала и с ней же просыпалась. Я знаю наизусть все рецепты, а их ни много ни мало, а целых пятьсот штук. Иногда, когда мне становится страшно или грустно, я шепчу рецепты десертов. Мой любимый – брауни. Это слово можно смаковать во рту целый день, такое оно нежное и сочное…

Запустился конвейер, и я, как по щелчку тумблера, отключилась. В рабочие моменты мой воображаемый автопилот делал все за меня, в то время, как я думала совершенно о других вещах. Я снова думала о том, что сегодня по графику у меня должен состояться плановый осмотр в медблоке.

Каждый житель любого анклава, если не стоит на учете в центральной больнице по какому-либо заболеванию, должен раз в полгода проходить диспансеризацию на рабочем месте. Это один из пунктов в социальных гарантиях сотрудникам. А еще способ раннего выявления так называемого донатора, то есть человека, в крови которого есть антитела к онкоклеткам. Раньше считалось, что это врожденная мутация. Сейчас антитела могут появится у здорового человека и после тридцати, и после пятидесяти лет. Механизм образования антител только изучается.

Донаторов при обнаружении сразу изымают из общества. По официальной версии их отправляют в главный здравкомитет Государства для исследования. Пока это приоритетное направление в поиске противоракового лекарства. Именно мутировавшая кровь донатора может помочь в этом нелегком деле. На моей памяти в новостях транслировали об обнаружении шести таких человек. Каждого нового из них представляли, как государственного героя. Белозубые женщины в новостных блоках вещали, что последующее исследование продвигается намного лучше предыдущего. Сам донатор иногда говорил на камеру какие-то дежурные фразы о жертвенности и национальной миссии. А потом он просто исчезал, и о нем переставали говорить. Но мы все равно помним их всех. Каждое лицо, каждое имя. Именно они до сих пор дарят нам надежду на исцеление.