Клава Дырда - Тела

Холодная вода помогла прийти в чувства. Промокнув рабочим халатом мокрое лицо, я вышла из санблока и, стараясь держать себя расслабленно, направилась к своему рабочему месту. Никаких объявлений по громкоговорящей связи не было, значит, меня пока не искали. Я встала на линию и спокойно, хотя внутри все тряслось, стала искать инструменты в ремонтном ящичке. Наконец, в мою руку попал маленький лазер, необходимый для того, чтобы дистанционно отделять друг от друга слипшиеся или неразделенные автоножом пакеты с препаратом. В аптечке я достала органический пластырь, анестетик и дезинфекционный спрей. Все манипуляции нужно было сделать как можно более незаметно. Камеры наблюдения установлены повсюду. Я уронила на пол банку с мелкими деталями из ремонтного ящика и опустилась под конвейерную линию. Анестетиком я обработала руку и сразу же включила лазер на полную мощность. Зеленый луч с шипением впивался в мою кожу. То ли анестетик не успел подействовать, то ли его количества не хватило, но от боли меня бросило в сильный жар. Только спустя пару минут пытки я смогла вытащить из неглубокого разреза чип. Он был очень тонким и круглым, как маленькая кнопка на одежде. Окровавленной рукой я спрятала его в карман халата, локтем смахнула пот со лба, обработала рану спреем и стала вытирать руки влажными салфетками. Мне впервые пригодился органический пластырь. Эта штука выглядела как прямоугольный кусок кожи. Пластырь прилипал к пораженному участку и за сутки стимулировал регенерацию покровных тканей. Обычно даже рубцов не оставалось. Но пластырь из моей аптечки не был рассчитан на такой сильный порез, и потому довольно быстро из его мельчайших пор проступила кровь. Пришлось приложить к руке несколько одноразовых сеточек для волос и пониже опустить рукав халата.

Я вылезла из-под линии и быстро пошла в сторону выхода из сектора. Сердце стучало, в голове нарастала паника. Она кричала о том, что здравкомитет поймает меня на пороге, или сами работники внутренней безопасности не дадут мне выйти. Вдруг прозвучал сигнал. Сердце упало вниз, но шаги не замедлились. Только через некоторое время я поняла, что просто объявлен второй перерыв смены. Вокруг меня нарастала толпа. Многие из числа больных уже заканчивали рабочий день, здоровые шли на полдник. Вместе с другими людьми я свободно прошла сквозь рамку выхода. Я не могла пройти через нее без чипа, рамка бы среагировала на его отсутствие. Поэтому чип я держала рукой в кармане. Рамка считала чип и отметила время моего ухода с территории. Шагая вместе с толпой все дальше от фабрики, я не верила своей радости. Чип я выкинула. Очень надеюсь, что кто-то наступил на него и раздавил. Через несколько сотен метров, когда все разошлись по сторонам, я нырнула в безлюдный переулок и изо всех сил побежала на край анклава, к бетонной стене. Возможно, меня зафиксировали какие-то камеры. Но без чипа они не сразу меня определят.

Я забралась по обломкам разрушенного сарая, перепрыгнула через стену и остановилась. Там не было ни еды, ни тепла. Рука отчаянно болела, кровь пропитала тряпки и рукав. После небольшого облегчения, вызванного побегом, меня снова окутал страх. Они же все равно меня найдут. Но было уже поздно возвращаться. И я резко бросилась вперед, к заброшенным высотным домам.

В конце дня я уже смотрела на закат с четырнадцатого этажа какого-то делового здания. Вдали виднелся анклав. Над белой круглой фабрикой горели прожекторы. Отсюда не было понятно, мчатся ли по переулкам мобильные бригады с людьми из здравкомитета, разыскивают ли меня. Я решила, что план действий придумаю завтра. Сегодня, возможно, из-за сильной боли в руке и пережитой паники мне не хотелось ни о чем думать.

В закатном свете наш анклав напоминал темное круглое пятно с белой вставкой фабричного здания по самому центру. Государство долго приучал нас жить небольшими группками. Он насильно привязывал людей к рабочему месту плотно выстроенными жилыми блоками и возможностью нормально питаться только на фабрике. А я теперь сама стала тем кровоточащим куском, который обязательно загниет и сгинет вдали от выживающего общества…

Я перевела взгляд в сторону заброшенного города. Вместе с высотными домами, похожими на вытянутые бруски, топорщились здания пониже. У некоторых мне удалось насчитать всего девять этажей. Наверно, это очень старые жилые блоки.

Вдруг мне показалось, что в одном из низких домов в окне мелькнул свет. Я приблизилась к стеклу. Вот! Опять мелькнул! Совсем маленький треугольный участок. Я была абсолютно уверена, что видела это. Сначала мне захотелось сразу бежать туда. Что если там есть люди, и они помогут мне. Потом я поняла, что лучше дождаться утра. При дневном свете не так страшно идти по пустым улицам. Да и неизвестно, что за отшельники обитают в том доме.

*

Сам факт нахождения кого-либо за стеной анклава, по сути, был абсурдным. Когда-то давно служба внутренней безопасности объявила внешние территории неуставными, то есть согласно единому Государственному Уставу никто не имел права выходить за пределы мест жительства. Исключение составляли водители электробольшегрузов, курсирующих по официально установленному пути обмена между анклавами. Правительство боялось, что заброшенные участки станут очагами криминала и анархии. Сначала так и было. Многие спекулянты, грабители и просто отчаявшиеся люди сбегали за территорию. Их ловили. И ликвидировали. Комитет соблюдения государственного Устава принимал решение на общем собрании, и большая часть провинившихся попадала под ликвидацию. Их кремировали живьем. Сначала процедура была именно такой, а потом члены комитета безопасности выносили приговор сразу на месте совершения преступления и издержки на содержание организаций наподобие судов быстро сошли на нет.

Единственное, что меня сейчас успокаивало при мысли о нарушении Устава, находилось в моей крови. Даже если меня и поймают, вряд ли они захотят ликвидировать столь ценный объект исследований. По крайней мере, сразу. В общем, понятно, что теперь возможности вернуть все, как было, у меня не осталось. Либо ликвидация, либо героическое донаторство, но никак не спокойная, размеренная жизнь в одиночном жилом блоке до конца своих лет. А я так надеялась, что мой изможденный вид в зеркале является отражением моего хилого здоровья.

Прячась в холодном заброшенно здании, я не спала полночи. Смотрела туда, где видела уголок света в окне. Больше он не появлялся. Мысли в голове метались самые разные: мне хотелось бежать к тому дому «прямщас», с другой стороны, – кого я там встречу? Вдруг там кто-то живет. Но это невозможно. А вдруг действительно живет и питается такими как я – теми, кто случайно выбежал из анклава и попался ему на пути. Бороться с внутренним бредом не было сил. Под утро организм не выдержал и заснул буквально против моей воли. Когда я проснулась, солнце находилось высоко над землей. Изменений во внешнем облике анлкава не было. На многочисленных экранах так же мелькали разноцветные картинки. Я поняла, что очень хочу в туалет. Поднявшись на пятнадцатый этаж, я зашла в первую комнату, очень похожу на мой ночлег, сделала свои дела и вернулась обратно. Тут я вспомнила о руке. Пластырь высох и кое-где отходил от кожи. Под ним остался недлинный продольный рубец. Пропитки все-таки не хватило, чтобы лучше стимулировать заживление. Я сняла синий халат и зашвырнула его в пыльный угол. На мне осталась обычная одежда, джемпер с длинным рукавом, чуть испачканный кровью, и штаны из плотной ткани. В этом ходила моя мама. Хорошо, что в нашем секторе на фабрике не нужно было носить стерильный комбинезон, как в других секторах, а то сейчас меня прикрывал бы только тоненький слой мягкого трикотажа. Радовало, что скоро лето, и не придется мерзнуть. Хотя до лета еще нужно как-то питаться. А это было практически невозможно в моих нынешних условиях.