Серик Асылбекулы - На чужом пиру

– А куда мне прикажешь деваться, если не сидеть здесь. Все вы разбрелись кто куда. Акиину, наверное, тоже хотя бы один хозяин нужен. Вот и сидим, питаясь чем Бог наделит. Слава Богу, пока с голоду не помираем – в мире покой, у людей достаток.

– Вот уже верно сказано, дядюшка, —поддержал Казантай, похлопывая старика по спине. – Зачем вам на нас сердиться, сказали ведь, такие же как вы, мудрые старцы в давние времена: если время твое стало лисой, то стань гончей и настигни его. Но куда уж нам, нынешним, превзойти свое время, вот и суетимся ради детишек и домочадцев.

Старик фыркнул, словно норовистая лошадь, и едко рассмеялся.

– Вишь ты, как он, окаянный, заерзал, зная, что от меня так просто не отделаешься! Предки наши еще говаривали, что сын рождается либо на четверть хуже, либо на четверть лучше отца. Может быть, ты, самое большее, родился на четверть лучше Катепа, но все равно далеко от него не уйдешь. Лучше дело говори.

– Ой, да перестаньте вы, дядюшка, придираться, – стал отмахиваться Казантай, поняв, что в споре старика ему не одолеть. – Завернули по пути, решили проведать и на тебе, хоть беги!..

– Вот теперь ты дело говоришь. —Ускенбай пододвинул поближе тостаган и небольшой деревянной ступкой стал толочь зеленый горький насвай. – Ладно уж, выкладывай, что за поездка?

– Не узнаете этого джигита? – спросил Казантай, показывая рукой на сидевшего молча Корганбека.

– Вроде, припоминаю… – Ускенбай искоса оглядел Корганбека.

– Если припоминаете, то подскажу – это старший сын Айдарбая Корганбек, который в Алма-Ате теперь живет. Вот, приехал погостить в родные края.

– Молодец, правильно сделал, – проговорил Ускенбай. – Как там у вас? Все живы-здоровы, светик мой?

– Здоровы, ага..

Нить разговора снова перешла к Казантаю.

– Из Конбейта едем. На могиле отца Корганбека были.

– Э, это святое дело – навестить могилу предков своих, – произнес Ускенбай, переходя теперь на присущий старикам неторопливый тон. – С отцом твоим – покойным Айдеке – мы с детства вместе росли, блаженство ему загробное. Хорошо, что поклонились ему, светик мой. Это – единственное, чего ждут мертвые от живых. Наверное, после твоего приезда дух Айдеке почувствовал удовлетворение. Как бы то ни было, хорошо, когда есть кому тебя помянуть. Моя старуха девятерых родила. Семеро из них – в земле. Две дочери остались. У обеих семьи. Старшая в области большой начальник – главный бухгалтер, и зять на хорошей работе. Нам-то от них проку мало, даже два-три слова жалеют нам написать. Заботится о нас младшая, что здесь, в центральной усадьбе. Чай, сахар хотя бы привозит. Зять на машине работает. Заезжает, когда по пути. И он, единственный сын у своих родителей, неплохой парень. «Отец, что же вам на старости лет оставаться в безлюдном ауле, переезжайте к нам», – зовет. Мы не отказываемся переехать, да куда деть скотину? Разве в центре найдешь для них сено и корм? К тому же у старухи до пенсии пары годочков не хватает, а здесь она сторожем числится. Поэтому, на старости лет одни охраняем отчий аул, сынок. Пока жив, пока при силе, хочу и ее – о старухе говорю – обеспечить от государства, надо, чтоб после смерти моей она на своих хлебах оказалась.

– Кстати, совсем забыл, а где же тетушка-то? – спросил Казантай, глядя на открытую дверь дома.

– Ее я вчера с трактористами, что здесь землю пашут, отправил в центр. – Усеке с присвистом прокашлялся и продолжил разговор. Корганбек заметил в его голосе и другую хворь, ту, что приходит со страстью, и с которой никакими снадобьями уже не сладить. – Завтра ведь девятое мая, праздник. Отправил, чтобы у дочери погостила, развеялась.

– И вправду, завтра же праздник, – произнес Казантай, удивившись тому, как он мог забыть, что завтра Девятое мая. – А прежде, вспоминается, дядюшка, здесь в Акиине, на каждый праздник устраивались скачки, состязания борцов, все наряжались, поднимались на холм, пели, радовались…

Ускенбай встрепенулся.

– Охо, почему бы и не устраивать скачки и состязания борцов? Тогда же народу было сколько, с одной стороны – Тартубек, с той – Жуантобе, все собирались здесь, в Акиине. Как сейчас помню послевоенное время. В ту пору мужчины были особой чести. Сары Кулмамбетияр-улы, тот вообще взбесился, словно кобель – при живой жене, еще одну молодую взял. Перед одним из праздников собралось нас немало возле магазина. Сейчас уж не упомню, кто-то в ауле сына женил и мы шли со свадьбы. Тот самый Сары, навеселе, стал задираться к покойному Тинали. А были они, как мы с тобой, племянник да дядюшка. Пристает Сары к Тинали: «Давай бороться, да давай бороться». Покойный Тинали, хоть и крупным и подтянутым был мужчиной, но от природы смирным. Стал он уклоняться, да отходить от задиры. Ну а мы, Айдеке, твой отец, ныне покойный Катеп, сейчас здравствующий, всю жизнь проработавший бригадиром Тлепбай, которого все молодые женщины прозвали «деверь-бригадир», Елемес с кошачьими усами – все мы окружили Тинали, разве в стороне останемся, все поджучиваем да подбадриваем: «Давайте-ка, поборитесь!». Пришлось Тинали поневоле выйти в круг. Поначалу он, робея, все уклонялся от задиры. «Экий рохля!..» – злились мы, – да и что с нас возьмешь – молодые в ту пору были… Ну, так вот, схватились они. Руки у Тинали были сильными – все же известный на всю округу умелец. Не солгу, пожалуй, если скажу, что стены домов нашего аула возведены им. К тому же и парнем он был крупным и ловким необычайно. Не прошло и мгновенья, как швырнул он Сары на голый такыр перед магазином. Ударившись о такыр головой, сын Кулмамбетияра полчаса пролежал без сознания. Из носа потекла кровь. Младшая жена, прижав голову бедняги к груди, вопила в голос. Тут же мы все растерялись. У Тинали душа совсем в пятки ушла – и без того робок, а тут и вовсе глаза из орбит полезли. Но, слава Богу, все обошлось хорошо – спустя полчаса пришедший в себя Сары, резко отбросив от себя рыдавшую жену, вскочил на ноги и ухватил Тинали за ворот. «Никогда тебе не поумнеть, не стать человеком… Да и на свете-то ты еще существуешь, благодаря милости и стараниям моей сестры. А ну-ка, падай немедленно мне в ноги, иначе не только мои, но и руки всех моих потомков от обеих жен будут за твою проделку со мной хватать тебя за ворот. Хотя я и младше тебя по возрасту, зато старше по родству, мог бы сам свалиться, коль мы схватились, дубина ты стоеросовая!» – набросился на покойного Тинали этот негодник. Только что сникшая от испуга толпа теперь загалдела, одобряя Сары. Тинали, бедняжка, совсем рассудок потерял. Стоял, изумленный, то бледнея, то краснея. Одним словом, что вам долго головы морочить, Тинали в это день зарезал овцу, подарил Сары чапан и, получив благословение аксакалов и карасакалов, едва отделался от всего этого. Да, подумать только, тоже ведь времена были славные.