Валерий Немешаев - Возвращение в детство

Классная руководительница, пожалуй, первой поняла – со мной происходит что-то неладное. Она написала в тетрадке просьбу родителям обратить на меня и на мою успеваемость внимание. Просьба осталась неуслышанной. В классе было двадцать семь учеников, и уследить за каждым из нас было сложно. Учитель надеялся на честность и добросовестность учеников, и этим иногда пользовались недобросовестные. Этим воспользовался и я. Через некоторое время, когда двойки посыпались как из рога изобилия, а математические тетради осознанно грязнились и «уменьшались», Елена Евгеньевна повторила письменную просьбу к родителям. Просьба вновь не дошла до адресата. Красивая и строгая, она взволнованно спрашивала меня:

– Дорогой мой, что с тобой происходит, у тебя все в порядке?

– Устаю, – врал я, – папа в командировке, мама весь день работает, по вечерам голова болит…

Елена Евгеньевна внимательно на меня посмотрела и аккуратным почерком написала маме записку.

– Передай сегодня вечером маме, хорошо?

– Хорошо, – сказал я, зная наперед, что не передам.

Было стыдно выбрасывать персональное послание матери в унитаз. Записка с датой и размашистой подписью учительницы страшила аккуратной официальностью. Не вникая в смысл записки, я оставил ее мокнуть на лавочке в соседнем дворе. А вскоре весь мой дневник запестрил красными тройками, двойками, единицами. В один день он вдруг весь покрылся пугающими красными отметинами. И строгая Елена Евгеньевна уже не просила, а, выставив перед собой защитную холодность, приказывала:

– Маме дневник покажешь, если папа в командировке. Он же в командировке?

– В командировке.

– Если папы нет, пусть мама придет завтра днем в школу, хорошо?

– Днем мама работает…

– Тогда пусть в дневнике распишется, на всех страницах… хорошо? Ты меня понял, посмотри мне в глаза!

– Хорошо, Елена Евгеньевна, – шептал я, пытаясь ускользнуть от ее проницательных глаз.

Весь ужас ситуации дошел до меня по пути домой. Валил пушистый мягкий снег, я слизывал его с губ и не чувствовал влаги. Во рту было сухо от страха и гнетущей неизбежности. Дома ждала мать – она работала во вторую смену – а вечером один на один с отцом, с его вопросами, протыкающими душу взглядами. Стало невыносимо. Спину прожигал огненно-красный дневник в ранце, он мешал возвращению домой. Около получаса я крутился по близлежащим к дому улицам, испытывая облегчения лишь в минуты удаления от дома и заслуженной расплаты.

«Эх, как хорошо бы было сейчас заболеть не больной болезнью и умереть», – думал я. Не сразу, конечно, умереть, хотелось бы увидеть, как, собравшись в плотный кружок над моим изможденным телом – мама, папа, Елена Евгеньевна, все родственники – будут переживать и мучиться. Как, вздевая руки вверх, любимая учительница воскликнет в небо: «Что же мы наделали, подлые, что мы, жестокие, натворили!» Слезы матери, слезы отца, слезы всех школьников и учителей – простительные и прощальные – будут капать на мой, никому уже не нужный дневник.

Я стоял около подъезда своего дома, замерев от страха и жалости к себе. Я плакал, но как-то без слез, всухую. И вдруг я ясно осознал, что идти домой не могу. Я развернулся и стал бродить по дорожкам около дома. Огибая дом очередной раз, я случайно увидел внизу под первым этажом полузасыпанные снегом окошки, ведущие в подвал. Подойдя поближе, я спрыгнул в одну из ниш, прикрывающих эти окошки. В ней было почти сухо, только по углам скопились небольшие кучки снега. На дне ниши лежали стопки старых газет, колотые кирпичи, осколки разбитых бутылок. Оглядевшись по сторонам, я достал дневник и быстро засунул его под самую высокую стопку влажных газет. Дневника там совсем не было видно, он весь исчез за ворохом старых бумаг. Избавившись от страшной улики, воспрявший, оживший и облегченный, я поспешил домой.

Мама на кухне варила пельмени. Эх, уральские пельмешки со сметанкой, с перчиком и укропчиком, с прозрачным бульончиком на самом донышке тарелки. Каждый пельмень герметичен и сохраняет в себе вместе с мясной начинкой бульон. Тесто тонкое, мягкое, упругое, и начинка разная – мясная, грибная, картофельная, капустная, рыбная.

– С чем пельмени будешь сынок, мне уходить скоро, почему задержался так долго?

Мама осыпала меня вопросами из кухни, пока я отряхивался, разувался, разоблачался, приготовлялся почестнее посмотреть в ее добрые глаза. Она вышла, подошла, обняла, помогла раздеться и под взглядом бабки Таисии повела на кухню кормить мужчину, он пришел с тяжелой работы и должен восстановить растраченные в учебе силы. Уплетая мамины пельмени, я немного расслабился – оказывается, никто ничего не знает, ни о чем не догадывается – жизнь так же идет дальше своим чередом – не обличая, не разоблачая, только пугая немножко. И уже из коридора, одетая и готовая к работе, мать выдохнула на прощанье:

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.