Виктор Авива Свинарев - Воспоминания человеческого детёныша о Великой Битве кромешной

– Ага, ага!! – закричали все сразу. – Как хорошо, что мы вас встретили!

– Я возьму всю эту свору, – говорит доктор самым врачебным голосом, – но только тогда, когда вы дадите мне самое честное свое слово, что никогда, слышите, никогда, вы не будете тянуть, дышать и пить разную гадость химическую. Просто дадите честное слово – и все! Я ведь много не требую. Слово, что никогда вы не станете моими пациентами! Но, если что, все равно приходите!

Дети переглянулись между собой, потом, та, что с конопушками, сказала ядовито

– А вот ты, Сашко, сам баловался, и других учил, я все сама видела.

А я вот думаю про себя и моя жена такая же вредная, всегда что-нибудь да скажет!

– Да я так, нечаянно. – ответил шкет. – И больше не буду, только заберите их у нас. У вас им будет хорошо!

– Ну, а честное слово мне дадите?! – буднично спросил врач-нарколог. Дети закричали на весь автовокзал. Это было словно первый удар красивого колокола или внезапный гражданский салют. Уметь торговаться, я, конечно, повторяюсь, выгодное дело.

Тем временем в вокзале появилось, и разошлись множество людей, утро кончилось и наступил день, простой рабочий день. Без войны, без большого горя. Самый простой рабочий день, и он был такой желанный!

Мы ели и болтали и потом все вместе поклялись отомстить всем заместителям по хозяйственной части, которые давят собак своими машинами. Все были растроганы и благодарны доктору, а я гадал, куда он, в самом деле, денет такую собачью свору. Но тут возник наш автобус и, через час, мы были на месте. Еще через полчаса мы подошли к плотине.

Большая тут была плотина, высокая, бетонная. И внизу, справа, тоже глубина, можно даже спрыгнуть с парашютом, если умеючи. Доктор открыл коробку, которую все время держал в руках. Я даже подумал, что солнечные ванны. Доктор знает. Я только хотел задать свой вопрос, но доктор, мой дружбан, остановился у перил, и широким движением руки швырнул содержимое коробки вверх. Словно самолетики, улетающие от нас навсегда!!

Даже раздался улетающий от нас писк, а потом, все четыре, булькнули прямо в массу темной студеной воды. А потом туда же полетела и коробка вместе с девчачьей белой мини-наволочкой. Тут, под самой плотиной вода не замерзала никогда.

– Им уже ничего не поможет. Они кормили их разной дрянью, и кишечник у них полностью атрофировался.

Спасения не было. Вот так же раньше пикировали вниз подбитые самолеты наши и немецкие, потому что тут на белгородской земле в год Курской битвы были такие несчетные воздушные бои, такие групповые драки между русскими и фашистами с эсэсовцами, что и крика человечьего не было.

Может быть, и были моменты, когда к земле летели вот таким коллективом, как эти щенки, все вместе, красные и черные, белые и коричневые.

И у каждого, если он не был сразу убит насмерть, на лице распускался красный такой цветочек, уже знакомый нашим дорогим читателям. Все вспоминают о нашей Победе, а мы о нашей Курской дуге. Все говорят о танкистах, о артиллеристах и наших генералах, но очень мало кто вспоминает о наших молодых отважных летчиках, которым и принадлежит решающая роль в победе на нашей Дуге Кромешной!

Мы стояли на самом высоком месте плотины. Сейчас там, в глубине, может быть, огромный сом всплывал на прощальные писки и пузыри утопающих щенков, и сразу несется к лакомому кусочку. Смерть для них уже ничего, но вот самому сому большая радость. Еще бы! один день начался так успешно.

А я даже не могу слова подобрать! Это все мой друг! Как он вышел из затруднительного положения, как спас от угрызений совести одних, облегчил смерть другим, и дал всем нам успокоение. Мой друг – самый настоящий врач!

Вот поэтому я поместил его на самое главное место в этой народистой сказке, где есть все: от шкета с его конопатой подружкой до дремлющего сома в самой глубокой ямище в основании бетонной плотины.

А раз мой друг на самом главном месте, то по всем законам его желание должно было сбыться. Самое главное, на сейчас. И оно получилось, и даже мне, как тому сому, достался кусочек от рыбы, которую с такой радостью поймал хороший доктор. Потом я его спрашивал, много ли он вылечил своих пациентов.

– Есть, – грустно почему то ответил доктор, – но не очень много. Для многих наркотики сильнее их жизни. Да и ты сам это знаешь, товарищ капитан!

– А что же ты делаешь с остальными!? – задал я свой очередной глупый вопрос, на которые я мастер, когда разговариваю с женой или новобранцами. Просто они не могут дать ответ и поэтому заранее считают такие вопросы глупыми. А это самые главное вопросы в нашей жизни. Вот как сейчас.

– Остальных так! – и тут он сделал свое примечательное движение рукой.

Я знаю это движение, это профессиональное, ведь я военный. Когда то и я сделал такое движение, правда, мне тогда пришлось вставать в полный рост, а в руках был РПГ, реактивный переносной гранатомет. Когда вновь стал стрелять этот проклятый пулемет и мои товарищи и подчиненные опять залегли, это было единственное, что я мог сделать для себя, для моих друзей и товарищей, для всех близких, в том числе для моих новых знакомых.

И для Родины прежде всего.

Зимний солнечный денек на рукотворном большом водохранилище. Белгородское озеро. Кругом горы, где есть все: лес, поля, деревни, рокадная дорога и старый железно-дорожный путь. Зима и все покрыто новым крепким снегом. А на льду озера сидят рыболовы. Сидят лицом в одну сторону, где сама плотина, которая и держит всю массу воды, льда и неба с облаками. Светит солнце, сияет снег. Небо – иссинее. Такого, даже летом не бывает. Мороз молодец, настоящий, крепкий, и надолго.

Понизу здесь есть другой свет, это лед, там где ветер вымел снег, так что из под занавесок оставшегося белого прямо таки исходит зеленое, мощное, чудесное сияние. А может, это вода, запертая, так сердится. Лед молод, но уже крепок и вязок, как сталь. Мороз старается.

Но рыбакам плохо. Ветер, к примеру, такой же, как в школьном стихотворении Блока, высвистывает все что можно. Даже палатки не помогают. Ветер все равно находит щелочку. И машину не загонишь поближе, все таки страшновато, лед молодой, течение внизу быстрое. Но терпят и приспосабливаются, как кто сможет. Особенно хорошо летчикам-вертолетчикам: они в костюмах с электроподогревом.

А вот один нас, он и сидит отдельно, на нем нет ничего, в смысле палаток, фанеры, аккумуляторов с переключателями проводами. Только фуражка сверху, такая толстая, с буклями. Теплая, но все равно не для этого ветреного морозищи.

Рыбу он таскает чаще, чем другие и рукавиц не снимает, потому что их нет вовсе. Вот именно к нему подбирается один вертолетчик, ноги в унтах скользят по крепкому льду бесшумно. Он подбирается поближе и тыльной стороной касается ушей этого счастливого рыбака. А тут есть к чему, такие они огромные, красные, лопушистые.