Николай Тычков - Повесть и рассказы

А потом была Радуга. Она появилась так же внезапно, как дождь. С запада на восток, с востока на запад – через все небо. Высокая, яркая… волшебная. Изгоняющая своим ослепительным сиянием давящую серость туч. Радуга завета. Боевой лук, направленный в Небеса.

Зарисовка 3. Про лодку

Молодость она и есть молодость. Там все легко. Не зря же ее связывают с прилагательным «беззаботная». И никуда она не уходит, не убегает, поэтому и гнаться за ней смысла не имеет. Её оставляют – забывают. Не вдруг, а чаще постепенно. Потихоньку прагматизм побеждает в одной сфере, затем в другой. Тут же и рационализм атакует, захватывая бастионы творчества и удали. Но сколько раз наблюдал: чуть подними, сорви этот нанос забытой песней или общими забавами, теми самыми, что так любим вспоминать, встречая старых друзей – и все! Просыпаются в этих понурых, обремененных житейским опытом дядьках мальчишки, которых знал раньше. Оживают глаза, смех становится искренним, готовы, как молодые пионеры, к приключениям. Смотри и решай сам, дорогой читатель, хорошо это или плохо, а что по мне так – это замечательно.

У автора этих строк всегда была (и есть) лодка-гулянка. В длину около девяти метров. Это не то чтобы яхта, но железное корыто с мотором и небольшой рубкой, где можно посидеть, полежать, переждать, например, ненастье, а вот постоять не получится – низковато.

Сейчас очень строго с безопасностью пассажиров, в то же время разговоры о спасательных средствах, о перегрузе – это все в пользу нищих. Да и о каких индивидуальных спасательных средствах может идти речь, если номер на борт и удостоверение на право управлять маломерным судном получил лет через двенадцать-тринадцать после интенсивной эксплуатации. Никто ничего не требовал в те времена, не контролировал. Практически абсолютная анархия.

Мотор расположен ближе к корме (задняя часть судна, если что). Поэтому центр тяжести смещен туда же. Это важно, сейчас объясню, почему. Когда дует сильный низовой (против течения) ветер, задирается неплохая волна. В такие дни мы собирались компанией в три-четыре, а то и пять человек, усаживались поближе к кормовому срезу, чтобы еще больше сместить равновесие назад, и отчаливали.

Кто что говорит, спорят, мол, как мерить, но лично выходил в двух метровую волну. Это когда между гребнями идешь, встаешь в полный рост, а она реально выше тебя и намного. Говорят, что бывает и больше. Проходила недалеко от нас регата: красиво: яхты, паруса – так вот перевернуло процентов семьдесят участников. Шли сообщения о трехметровой волне. Может быть, и разгоняет на отдельных участках.

Так вот забава заключается в следующем. Один аккуратно, чтобы не смыло, перемещается на нос лодки. Садится, свесив ноги, таким образом, что сам нос находится между коленок. Держится за тонкий поручень. Игра начинается. Выбирается самый большой вал поблизости. Выруливаешь прямо на него. Инерцией, которую набирает лодка при скатывании с соседней волны усиленной гребным винтом на полном газу, нос с «пассажиром» выбрасывается в совокупности с высотой гребня метров на пять – это в реальности. По ощущениям же все пятнадцать. И «стремительным домкратом» (на всякий случай, если кто не помнит, – Ильф и Петров) вниз. Но цимус даже не в том, хотя пробирает до самых, так сказать, глубин. Не было ни одного, кто мог бы, не издав ни единого звука, пережить эти падения. Так вот, о цимусе. Летишь ты в огромную пенящуюся стену воды – в другую волну, врезаешься и, в зависимости от её высоты, погружаешься по пояс, по плечи, а бывало и с головой. А потом опять резко вверх и опять стена, что пробиваешь собой вместе с носом судна. И опять, и опять, и снова, и еще… Адреналин зашкаливает – трясет. Самый крепкий в хороший ветер выдерживал до десятка таких циклов. Больше никак. Возвращаешься на корму – дрожь не унимается минут пять-десять. Не помню, чтобы кто на второй круг соглашался. Повторюсь – нужна добрая волна. В слабенькую – наискучнейшее мероприятие.

Опасностей много, впрочем, не больше, чем у любого экстремального отдыха. Это, конечно, и возможность сорваться под винт, перевернуться, попасть под более крупное судно, просто оказаться в воде без спассредств один на один со стихией. Но самая главная угроза – заглохший мотор. Как только лопасти замирают, лодка становится неуправляемой. Тут же разворачивается бортом к волне. Качнуло раз, два – первый хлюп – зачерпнула через край. Следующий быстрее – тяжелее стала. Дальше еще быстрее. Пять-шесть таких хлюпов – и добирайся до берега на подручных средствах.

Мы попали как-то в такое положение. Причем, казалось бы, в совершенно безобидной ситуации. Шли по воде в другой город к родственникам. Четверо мальчишек, две девчонки. Мотор стал чихать, подтраивать. Решил пристать к берегу, почистить и продолжить наш путь. Земля была совсем уже рядом, инерции должно было хватить. Заглушил, стал выворачивать свечи (проблема действительно была в них), увлекся. Только как-то сильно качнуло. Еще раз, но уже сильнее. Поднял голову и увидел картину. Две огромных свинцовых горы. Мы посередине. Яркая лазурь летнего неба меж двух вершин, закругленных, словно белой шапкой вечного снега, барашками.

Тряхнуло. Не учел, что ветер был от берега, вот и вынесло в самое пекло. Вёсел нет, мальчишки застыли. Одна из подружек вцепилась до «белых пальчиков» в борт и шептала, натянуто улыбаясь: «Все ведь будет хорошо, все будет хорошо». Другой было легче. В смысле она не боялась. Перекинулась через борт и кормила рыб тем, чем позавтракала буквально за час до этого… Морская болезнь.

Тогда и обратился с речью к парням, сказав что-то типа: «Мужи! Оказались мы в крайне тяжелом положении, не удалось нам избежать затруднений и вреда. Но ободритесь…». Где-то так, такими примерно словами. Дружески похлопывая по спине, затылку, щекам, носам. Руками, ногами, кулаками, локтями, коленями… Заставил-таки быстро разобрать слани на доски, поставить лодку носом против волны и выгрести на сушу. К тому времени пару хлюпов уже успели схватить.

Вычерпали воду, почистили свечи, завелись и без приключений: сначала туда-туда потом там-там, а затем и обратно.

Я поделился с папкой этим злоключением, на что он дал совет. В такой ситуации необходимо с носа выкинуть хороший якорь (а лучше два в разные стороны). Лодку развернет водорезом к волне, а чтобы сильно не мотыляло, неплохо бы с кормы на веревке сбросить большой пучок веток, который будет работать как стабилизатор – оперение у стрелы.

Волна бывает разного цвета. То она зеленая, то буро-коричневая, иногда свинцово-серая. Но всегда это стихия. Каждый раз, когда посреди бушующего и пенящегося ада, вместе с прощальным хлопком-выдохом двигателя, наступает леденящая душу тишина, холодеет и сжимается что-то внутри, ослабевают мышцы, немеют пальцы. Сознание, обремененное жизненным опытом, упорно выдает безнадежное «Все!». На память тут же приходят истории о погибших рыбаках. То один лишь Якорь, безопасный и крепкий Якорь, который уходит туда, в глубину, где его самого не видно, дает надежду. И Цепь. Цепь, которая связывает тебя со спасением.