Андрей Казаков - Аренда-2

– Значит, чебуреков в городе еще не так много, – хохотнул Архип. – В лесу им сидеть приходится. Ну, пусть познакомятся там с дикарями. А может быть, и не только с дикарями. Китайцы, думаю, не просто так к Ермолову в друзья намазываются.

– В суде города N продолжаются заседания по делу театра «Сарказмотрон», – сменил тему Ботвинья. – Это один из самых громких и важных судебных процессов города с того момента, как во главе его стал Шамиль Ермолов. Режиссера Мансура Подъелдыкова и его финансового директора обвиняют в хищении бюджетных денег. Мнения горожан на этот счет разделились. Одни говорят, что это дело носит заказной характер. По их мнению, процесс был инициирован лично Первой Головой из-за последнего спектакля, поставленного в «Сарказмотроне». Речь идет о постановке «Разговор Шамиля и Джохара о любви», в которой генерал Ермолов усмотрел намеки на нежные отношения двух героев кавказской войны. После премьерных показов, которые смогли увидеть несколько сотен наших земляков, она была запрещена. По нашим сведениям, постановка содержала сцены, которые возмутили главного городского цензора. Его резко негативной реакцией на не соответствующие действительности факты объясняется и то, что дело так быстро передали в суд. Другие считают, что откровенные сцены и новаторская форма спектакля тут ни при чем. К тому же его художественная ценность весьма спорна. Некоторые сибирские театральные критики говорят, что к Подъелдыкову, вообще, странно примерять профессиональные режиссерские критерии. Если считать режиссуру профессией, пишут они, то он не умеет ничего или почти ничего. Не владеет анализом пьесы и не умеет справляться с пространством. Мизансцены большинства его «шедевров» неизобретательны и беспомощны. Он не раскрывает своих самых талантливых актеров, используя их в основном уже в рамках набивших оскомину клише. К тому же критики уверены, что финансовые злоупотребления в театре, несомненно, были, и одобряют действия правоохранительных органов. Из зачитанного прокурором обвинительного заключения следует, что режиссер Мансур Подъелдыков, а также его финансовый директор с помощью продюсеров и бухгалтеров похитили бюджетные средства, выделенные городом N театру «Сарказмотрон» на проект поддержки современного искусства, в рамках которого и был поставлен упомянутый спектакль. Всего, по версии обвинения, они с 2041 по 2046 год похитили 13 миллионов омов. Виновными себя театральные деятели не признали. Они также заявили, что следствие исказило их показания.

– Так и надо этим пидарам, – воскликнул Архип. – У Подъелдыкова же ни один спектакль без голых жоп не обходился. Люди прогрессивных взглядов! Только и знают, что говно друг дружке толкать! Мозги нам засирают. Рассказывал мне Кирьян, как сынок директора этого «Сарказмотрона» пальцы гнул в «Голодном хунвейбине». Деньги направо и налево швырял. Если бы зарабатывал, так себя не вел бы и живой бы, может быть, до сих пор был.

– В завершение хотелось бы сказать вот о чем, – продолжал ведущий. – Некоторые актеры «Сарказмотрона» высказались в защиту режиссера. Например, известный в городе актер Давид Троегубов в интервью 24News назвал процесс сугубо политическим и призвал руководство города быть милосердными к художнику. Его слова нашли отклик в сердцах не только любителей театра, но и рядовых граждан города. Я хочу обратиться к тем людям, для которых его мнение стало неким откровением. Не стоит преувеличивать личные качества артистов. Это трудная и тяжелая профессия, но она не делает из актера ни мыслителя, ни политолога. От актеров требуется лишь хорошо запоминать кем-то другим написанный текст и убедительно его произносить со сцены. Он обязан слушаться режиссера, исполнять его указания и всем нравиться. А в наше время всеобщего шоу актеры парадоксальным образом оказались в центре внимания общества. Не потому ли, что некоторые граждане чудовищно поглупели?

– Не поглупели, а тупорылыми стали, – резюмировал Архип сюжет под названием «Театральное дело».

Помимо просмотра новостей и фильмов, Архип проводил много времени за прослушиванием музыки, и спустя несколько дней она пробудила в нем желание снова сесть за установку. Пока это была только мысль, стремительно промелькнувшая в его замутненном алкоголем сознании, которую он несколько дней потом обдумывал, взвешивая каждую мелочь. Он не знал, как объяснить друзьям свое продолжительное отсутствие. Неуверенность, которой Архип никогда раньше не отличался, буквально приковала его к креслу и не давала ступить за порог. Однако выйти из своего добровольного заточения он хотел не только от любви к музыке, но еще и потому, что подумывал увидеть Варьку.

За три последних дня, которые Архип провел в диком поле, он тщательно осмотрел избу и вещи своих друзей. От Платона не осталось ничего, кроме одежды и оружия. Все его записи и гаджеты исчезли вместе с ним. Среди брелоков, нескольких колод карт, трех перочинных ножей, принадлежащих Кирьяну, он нашел два голофона, наполненных фотографиями его невесты. Решив для себя, что о его гибели он не будет никому рассказывать, Архип оставил их на прежнем месте.

«Конечно, я в „Голодном хунвейбине“ с Полькой встречусь, это как пить дать. Скорее всего, она там до сих пор работает. Но придется молчать. Так всем будет лучше», – уговаривал он себя.

О том, что ему рано или поздно придется объясниться с родителями Кирьяна, которые, скорее всего, до сих пор надеются, что сын жив, Архип старался не думать. Он понимал, что оставлять их в неведении неправильно, но иначе поступить не мог. Тогда ему пришлось бы рассказать им всю историю от начала и до конца, но на это Архип, по понятным и казавшимся ему вполне объективными причинам, пойти не мог.

У Олега вещей практически не было. Во внутреннем кармане его куртки Архип нашел только фотографию Варьки с ее адресом на обратной стороне, которую прихватил с собой. По возвращении из леса он прикрепил ее магнитом к двери холодильника и подолгу засматривался, когда шел за очередной бутылкой пива.

Фигурой и лицом похожая на девушку из японских порнографических мультфильмов, она сразу понравилась Архипу. Все его последующие действия подспудно были направлены на то, чтобы встретиться с ней. Он хотел использовать известие о смерти Олега как предлог для того, чтобы поближе с ней познакомиться в надежде на дальнейшие отношения.

Придумывая историю для своих друзей и Варьки, Архип часто путался в деталях и тогда решил не просто сочинить для себя легенду, а записать ее версию на бумаге, чтобы выстроить логичную цепь событий. История о поездке к жене и попытке воссоздать семью, а также встреча с бывшим ОБСОСовцем, воевавшим с Олегом, которую Архип писал несколько часов, показалась ему настолько правдоподобной, что после того, как он поставил точку в конце последнего предложения, ему стало немного легче. Моделируя прошлое, он вспомнил свои эмоции, пережитые им во время расставания с женой и дочерью, а также переживания, связанные с гибелью Олега и Кирьяна, и сделал их фундаментом своего рассказа.