Мария Давыденко - Дай мне шанс всё испортить

Обычно Платон завидовал успешным людям, тем, кто много зарабатывали, путешествовали, покупали дорогие вещи. Но сейчас он завидовал Артёму, жалкому неудачнику из захолустья. Он понимал, что меркнет на его фоне даже в глазах того же Витька. Была в нём, как это называл Платон, некая консервативная мужская энергия. Это выражалось в жестах, в голосе, в манере одеваться, даже в манере молчать. Ему нравилось чувствовать свою физическую силу, осознавать свою способность справиться с любыми трудностями, даже с глобальными изменениями климата. Он всегда чувствовал себя комфортно, он всегда вёл себя естественно, он был открыт к общению, он всегда был на своём месте. Всякий испытывал к нему хотя бы минимальное уважение. Он был, что говорится, славный парень. Складывалось впечатление, что он всегда знает, что нужно делать. И было в нём что-то дикое, необузданное, первобытное. Была в нём частичка мужского эго, незатронутая цивилизацией. Иногда он напоминал здоровое беззаботное животное – хищника из семейства кошачьих, которому или лень, или он охотится, или он играет. Платону он напоминал старинную картину, излучающую атмосферу чего-то незыблемого, не выходящего из моды, долговечного.

И его поражало, как к нему относится Бетина. Она сама напоминала дикую кошку, но когда дело касалось её благоверного, она была готова отстаивать его интересы до последнего. Он был главным авторитетом в её мире. И не потому, что мужчина в её представлении Бог, а потому, что она реально признавала в нём превосходство. Было заметно, что она им восхищается, что она его обожает. Платон ещё никогда не видел столь сильной привязанности женщины к мужчине. Они были женаты лет с двадцати, за всё время их брака она словно ни разу в нём не усомнилась. Она словно не задумывалась, а мог ли быть на его месте кто-то другой. И это раздражало Платона, потому что на месте Артёма когда-то очень давно был он. Бетина была уверена в своём мужчине. Её словно не беспокоило, что, возможно, она потеряла кого-то более успешного и состоятельного. Не до каких упущенных возможностей ей не было дела. Она словно была безоговорочно счастлива, живя на ржавой посудине с мужчиной, которого сложно назвать идеалом. Инфантильный, ленивый, небогатый, своенравный, небезупречный, но для неё совершенно непререкаемый человек. Платон видел, что у Артёма всё под контролем. Он был королём своей жизни. «Король своей жизни – король мира, никак иначе. А я умею делать воображаемые заметки в своей голове и откладывать их в дальние отсеки памяти. Или мне просто так кажется. И кто круче?» – мысленно сделал очередную заметку Платон.

Во время очередной рыбалки Виталик неожиданно спросил у Артёма:

– А тебя не раздражает, что с нами всё время крутится бывший твоей жены?

Платон опустил солнечные очки и настороженно посмотрел на рыбака-философа.

– Ты переживаешь, что я отберу твоё место у кормушки? Не боись, я тут чисто из интереса и от скуки. Денег мне хватает.

– Ничего личного. Просто меня бы это раздражало.

Артём приподнялся на раскладном стуле цвета хаки.

– Ему наплевать на Бетину. Ведь кто в двадцать третьем веке женится на школьных подружках?! Он, как бы это сказать, давно её перерос, или просто так думает. Не тот уровень. Она – отработанный материал.

– А, ну тогда ладно, – заключил Витёк и закурил очередную самокрутку.

– Вас послушать, так я засранец столичный.

– Так и есть.

– К твоему сведению, Витёк, я предпочитал Европу. Я вообще много где был.

– А я как-то никуда не выезжал. Как говорил Сократ, куда бы ты ни поехал, ты возьмёшь с собой себя. А я – дебил. С дебилом ездить в путешествия не комильфо.

Платон и Артём засмеялись. Рядом в ведре рыба плюхнула хвостом и Платону в глаза попали капли воды.

– Диоген, где твоя бочка?

Витёк толкнул к нему бочонок с пивом.

– А ты вот целыми днями сидишь в «Имитации», вспоминаешь всё хорошее и плохое. Живёшь прошлым. Скажи, а зачем так копаться в себе и своём прошлом? Так и спятить недолго.

– А будущего больше нет, если подумать. Зачем о нём думать? Прошлое знакомо и не туманно.

– Как это нет?! – заговорил Артём, – Будущее есть. Ты же не умрешь сегодня. Даже если тебе осталось несколько часов, будущее есть. Даже если несколько минут. Ты еще здесь. Ты ещё человек. Значит, у тебя есть ещё хоть какое-то время. Время не нужно убивать. Его нужно использовать. И вообще лично мне апокалипсис на пользу. Я, наконец, нормально зарабатывать стал, перестал бездельничать, даже пить почти бросил. Я почувствовал себя нужным, в кои-то веки, когда люди перестали завышать свои требования и позволили быть свободным от всяких собеседований, тестов, продуктивности.

– Бла бла бла, нужно использовать каждую секунду жизни. Какой ты старомодный, Тёпа!

– Сказал человек, который любит работать с текстами, хотя все любят гифки, картинки, видюшки. Никто не хочет читать, когда есть более интересные способы воспринимать информацию. И уж тем более всё меньше тех, кто хотят, как ты, писать длиннющие тексты без намёка на изображение. Бумажные носители, работа со словом – это что-то такое старое. Так уж это ты – древняя древность.

– Вполне возможно, что все мы – пережиток прошлого, – изрёк Платон.

– Напомни, почему ты дружил в школе с этим ботаником?

– Витёк, да посмотри на Тёпу и на меня! Мы были самыми высокими мальчиками в школе. Нам было трудно друг друга не заметить.

– И нас на боксе всё время ставили в спарринг.

– И ты всё время выигрывал. Тренер использовал меня, как твою любимую грушу.

– Ничего, мозги ж из тебя не выбил. Целёхоньки. А я зато КМСом стал. Может, поработаем для разнообразия?

– Да, пора за твоим товаром.

Волкособ открыл глаза и положил морду хозяину на колени. Это животное выглядело так внушительно, что казалось, оно не способно подчиняться. Но Розмарин в присутствии хозяина только вилял хвостом, бегал за палкой и всеми силами изображал щенячью преданность. В эти моменты Платон представлял, что дружит с Маугли или Джоном Сноу, а с не парнем, который жил через дорогу и был его вечным спарринг-партнёром.

На экране Платон увидел мальчика лет девяти. Длинные ресницы оттеняли огромные карие глаза. Отросшие волосы практически полностью закрывали лоб, мешали мальчику смотреть. Он то и дело убирал их ладонью с лица. Его руки были непропорционально длинные. Он казался немного неуклюжим и долговязым.

– Когда я вырасту, – произнёс мальчик, – буду таким сильным, что смогу в одиночку спасти всю планету. Я смогу удержать на плечах тяжесть всего мира. Когда я вырасту, у меня будет так много денег, что я смогу купить себе остров, до которого смогут добраться только те, кто мне нравятся. Я смогу купить себе целую страну, в которую можно будет въезжать только мне. Я куплю все кроссовки на свете своего размера. Когда я вырасту, создам что-нибудь настоль значительное, что все, завидев меня, будут падать от восторга. Я совершу что-нибудь такое, что каждый человек на Земле будет знать о моём существовании. Когда я вырасту, стану бессмертным. Меня сможет убить только скука, но и с ней я справлюсь. Когда я вырасту, весь мир поместится на моей ладони!