Татьяна Янковская - Далекое-далекое лето

Можно сказать, что всю жизнь Моня не любил женщин, а просто пытался устроить свою жизнь. А вот Моню некоторые женщины любили, к его большому удивлению, – но только те, которых он тихо презирал. Ему доставляло удовольствие иногда их немного помучить, как бы испытывая на прочность их чувства. Для тех же, кем он восхищался, он мог быть иногда временной тихой гаванью, где они отсиживались между бурными романами с красивыми, сильными, уверенными в себе мужчинами, которыми он тоже восхищался. Ему повезло – он никогда не завидовал тем, кто обладал недоступными ему качествами.

Одна из этих восхитительных женщин даже вышла за него замуж. Дело в том, что у Ники был сын, у которого не было отца. То есть, сын, конечно, был зачат не от святого духа, но у человека, ДНК которого однозначно определяла происхождение маленького Эрика, была отдельная от Ники и Эрика жизнь с женой, детьми, квартирой, дачей и машиной, что на его шкале ценностей сильно перевешивало эфемерные Никины страстную любовь, красоту и ум. Конечно, ребенок – это серьезно, но у него уже есть двое, в которых вложено столько времени, сил и денег! Поэтому, когда Нику прибило ветром судьбы и отчаяния к Мониному берегу и она случайно забеременела, она сочла это знамением свыше и решилась бросить якорь. Моня воспринял известие о беременности со смесью восторга и страха. Ее подкупило, что он не раздумывая, хотя и очень осторожно, предложил ей жениться. Они сидели на кухне, Ника смотрела, как он методично ест яичницу с помидорами, которую она приготовила на скорую руку, и решила, что можно его пока оставить.

Монины родители встали на дыбы: как, чтобы еврейский мальчик из хорошей семьи привел в дом женщину с нагуляным ребенком! Но более чем сорокалетний мальчик проявил благоприобретенную моржовую твердость. Да, то, что в институте он занялся скалолазанием, а позже стал «моржом», сильно изменило его характер. Например, отец был очень против его поступления в аспирантуру, как и две его рано овдовевшие тетушки, к мнению которых он с детства привык прислушиваться. Однажды они при нем обсуждали, нужно ли ему идти в аспирантуру. Моня сидел рядом и читал газету. Оторвавшись от газеты, подал голос: «Это вопрос решенный». Немая сцена, без обычного кудахтанья, свидетельствовала о его новом статусе. Раньше такого быть не могло. Вот и опять, как в случае с аспирантурой, он сказал, что это вопрос решенный. Честно говоря, его восхищало, что Ника, презрев молву, родила ребенка от любимого человека, ну а уж перспектива рождения собственного ребенка приводила его просто в экстаз! Он был счастлив, как никогда в жизни. Он был уверен, что у него будет сын. Он научит его играть в шахматы, будет брать его с собой на скалы, пристрастит к зимнему плаванию и, конечно же, приложит все усилия, чтобы сын защитил диссертацию не позже чем в двадцать семь лет! И он будет кандидатом самых важных и престижных наук, не как Моня, который выбрал сельскохозяйственные науки, потому что это дало ему возможность получить жилье, да и требования были ниже. Перед сном он теперь подолгу мечтал, лежа в темноте, планируя будущее своего будущего сына. А пока он усыновил Эрика и начал учить его играть в шахматы.

Быт его наладился. Собственно, быт педантичного Мони всегда был налажен – он довольствовался малым и следовал раз и навсегда установленному распорядку. Теперешняя его жизнь отличалась от прежней, как праздничный стол от перекусывания на бегу на кухне. У Ники в руках все горело, она была экономной и умела создавать уют из ничего. «Что ты ешь?» – спросила она Моню, когда переехала к нему. «Вообще-то все, только подпорченное не очень», – правдиво ответил Моня. Ника отвернулась, чтобы он не видел ее улыбки: «Ну, у меня ничего не портится. И я не признаю “чем в таз, лучше в нас”. Испортится – выбросим».

Когда родился Женя, Моня был на седьмом небе. Он старался помогать Нике, как мог, но, несмотря на рвение, помощником был плохим. Инициатива его была всегда невпопад, а когда его просили что-то сделать, он задавал столько вопросов, что Ника раздражалась и обращалась к нему за помощью все реже и реже. Он стал готовиться к предстоящему интеллектуальному воспитанию сына, искал подходящие книжки, заходил в игрушечные отделы магазинов, расспрашивал коллег о том, где и чем занимаются их дети, и опробовал свои идеи на Эрике, пока Ника была занята маленьким Женей. Его родители, Лия и Аба, души не чаяли в первом внуке (у старшего сына была дочка, а Эрик был не в счет) и постепенно примирились с Никой. Тетушки же его Нику обожали, на семейном совете решив, что именно такая жена и нужна Моне, которого они по инерции продолжали считать недотепой, несмотря на его запоздалые успехи.

В сыне было все, о чем Моня мечтал. Он рос красивым, веселым, никого и ничего не боялся, великолепно учился, с удовольствием занимался в кружках и спортивных секциях, и везде его хвалили. Но оказалось, что этого недостаточно: Женя разбрасывал вещи, забывал стелить постель! Он не любил критику и даже не чтил, как положено, отца своего! Да-да, он часто дерзил, раздражался, когда Моня подробно анализировал его ошибки или зачитывал с заранее заготовленных шпаргалок советы разных авторитетов по их исправлению. Ника тоже с трудом терпела Монины замечания, вопросы, подробные рассказы – то-сё, пятое-десятое – сколько можно толочь воду в ступе? Родители не замечали ухудшения их отношений, но тетушки заметили и пытались беседовать с Моней, когда встречались с ним наедине. Моня упорно отстаивал свою правоту – ведь на его стороне были авторитеты! – но в глубине души понимал, что что-то делает не так. Однако никак не мог ухватить, что именно. Он не очень расстраивался, потому что тут же погружался в доскональное изучение каждого вопроса с надеждой обязательно его разрешить. Всю свою сознательную жизнь Моня интересовался, старался, стремился, овладевал, но всегда как будто не врубался. Как будто он включал свои 220 вольт в сеть с напряжением 110.

Когда дети подросли, а подруга Ники, стюардесса, стала работать на рейсах, доставляющих цинковые гробы из Афганистана, Ника с Моней стали беспокоиться за судьбу мальчиков. С началом перестройки Ника решила уехать в Израиль, и Моня поддержал это решение. Правда, там ребятам придется служить в ИВС, но, считали они, все-таки меньше шансов быть убитыми или физически и морально покалеченными. Моня вообще был оптимистом, а Ника к тому же хотела жить рядом с сестрой. Ехать она решила без Мони, и хотя он очень переживал, но смирился с этим решением. Он всегда считал Нику более совершенным и лучше приспособленным для жизни существом, поэтому не был уверен в том, что имеет право удерживать ее. Но его волновала предстоящая разлука с сыном. Он знал, что это не навсегда, времена уже не те, но все-таки он не сможет часто его видеть. Каждую свободную минуту перед отъездом он старался быть рядом с Женей и удивлялся, что у Жени нет такого же глубокого чувства потери. Более того, сын однажды застал его врасплох, сказав, что ему не повезло с отцом. Все, что Моня смог сказать, было «родителей не выбирают». Потом пошли мысли. Через день-два он понял, что своим ответом фактически признал правоту сына. С Женей всегда нужно быть начеку! Моня отправился в библиотеку и всего лишь через час нашел нужный ответ. Все свободное время он планировал, как, если подобное повторится, он вытащит шпаргалки и проведет воспитбеседу. Он боялся, что будет смешон, если, не дожидаясь повода, заговорит об этом. Но сын уехал, так и не дав ему повода.