Ирина Кошман - День, когда цвел делоникс

Но теперь она делала мне больно. Теперь она пыталась разрушить все, что я так тщательно строил.

Я стряхнул пыль от мела на пол, совершенно не заботясь о том, что мать может ее обнаружить.

– Плевать, – прошептал я, стиснув зубы.

Я еще раз посмотрел на свой рисунок. Он был далек от совершенства, но в этом он и не нуждался. Никогда в жизни я не был знаком с идеалом, и тот момент не был исключением. Мне не нужны были идеалы. Я хотел чувствовать грусть…

Захотелось поместить рисунок под стекло и повесить на самое видное место. Мое желание исходило из глубин странного мазохистского порыва. Мне хотелось сделать себе больно. Наверное, это величайшая глупость, о которой только можно услышать. Мне вовсе не хотелось доставлять неприятности своим родителям и огорчать их. Именно поэтому я столь долгое время скрывал свое «хобби». Но иногда мне хотелось раскрыть себя, чтобы досадить самому же себе. По правде говоря, я ведь не имел ни малейшего представления о том, к чему это может привести. Нас никогда не били и не принуждали к наказаниям физическим трудом. Или что-то в таком духе. Самым страшным наказанием для меня стало ощущать себя не таким, как все. Не как все, а намного хуже. Не просто другим. А просто хуже. Должно быть, этот страшный крест несут многие люди. Или делают из него видимость дорогой бижутерии, свисающей с шеи. Но это всегда крест. Может, для того и были придуманы Дубликаты? Эти бесчувственные лжецы, которых убить даже невозможно. Эти дорогие заменители счастья и благополучия.

Я с трудом сдерживался, чтобы не выбежать из комнаты и потрясти перед лицом матери рисунком. Но кто мог знать, как она отреагирует на такое? И как на все это будет смотреть Ло? Ее я не хотел огорчать. Может, если я брошу рисовать, думал я, сестра станет прежней. Перестанет думать, как они. В тот момент в моей голове зародилось решение прекратить рисовать. Просто перестать делать это. Просто бросить. Я думал, как законченный алкоголик, который решительно был настроен изменить свою жизнь. Изменить жизнь, которой прошло всего-то четырнадцать лет.

– Через четыре года у меня будет Лик, – прошептал я себе под нос, все еще глядя на рисунок. – У меня будет Лик, и он будет рисовать.

Я замолчал. Мне показалось, что эти слова произносил кто-то другой. В моей комнате звучал этот зловещий шепот, но я не мог понять, откуда он исходит. Кто этот чужак, который произносит эти слова?

– Но это же буду не я, – снова голос. На этот раз он точно принадлежал мне. В этом сомнений быть не могло.

– Но свой Дубликат создаешь ты сам, – вновь зловещий шепот. Я понял. Это говорил он. Мальчик с моего рисунка. Он говорил, глядя на свое отражение в луже. Я сходил с ума.

– Я не хочу создавать Дубликат, я хочу быть собой.

Я услышал шаги в коридоре и словно очнулся от кошмарного сна. Мое тело было мокрым и липким, на лбу проступила испарина. Я быстро спрятал рисунок под матрас, нажал на кнопку запуска электронного пособия по медицине и рухнул в кресло. В дверь постучали.

– Да, – сдержанно ответил я.

В проеме показалась голова мамы. Она осмотрела комнату.

– Мне показалось, я слышала голоса, – неуверенно заявила она.

Я посмотрел на нее, будто она была не в себе. Просто такой вид необходимо было сделать, чтобы она ни о чем не догадалась.

– Какие еще голоса?

Я нахмурил брови. Мне показалось, что моя игра была слишком фальшивой, но мать ни о чем не догадалась. Мои щеки пылали.

Уходи же! – мысленно я заклинал ее.

Она слегка прищурилась и пристально посмотрела на меня. Возможно, она подумала, что я где-нибудь достал картинки голых девушек и тайком рассматривал их, кивнула и вышла из комнаты. Голых девушек мальчику можно было простить, в конце концов, от этого никуда не денешься, но рисунки привели бы ее в бешенство. Картинки с девушками, конечно, я видел много раз. Но проблем с моими «девушками» никогда не возникало. Родителям не о чем было волноваться: они ведь были виртуальными. Заведи я себе настоящую подружку, они бы тут же облысели: такой бы это был стресс. Я испытывал желание изучать женщину, как и любой нормальный подросток. Хотя лучше было бы, конечно, иметь подзорную трубу и наблюдать в нее за какой-нибудь соседкой. Но и чьи-нибудь Дубликаты отлично подходили на эту роль. Нужно было лишь войти в базу моделей определенного направления. Мне казалось это странным, но было немало людей, которые создавали Лики таких моделей. Неужели они мечтали об этом так же, как и я мечтал быть художником? Впрочем, долго я об этом не раздумывал. За «услуги» Дубликатов нужно было платить.

У меня была Саммер. Я закрыл пособие по медицине, еще раз убедился в том, что мать ушла, и вошел в базу Дубликатов. Приложил руку к электронному терминалу, и выписал на счет Дубликата десять файнов. Десять файнов – это целых десять минут в обществе Саммер. Родители, конечно, прознают. Но не сейчас. Саммер – моя любимая модель. Она появилась в комнате, как прекрасный ангел. Призрак, который я не мог потрогать, не мог поймать. Мог только смотреть. Длинные русые волосы и большая грудь. Больше всего на свете я любил Ло. На втором месте – рисование. Но на третьем… На третьем была Саммер. Она демонстрировала красивое белье и голографическое тело. Порой казалось, ее кожа блестела. Но это была не кожа.

Я часто думал о том, кто же она в реальной жизни. Гулял по улице и всматривался в лица прохожих женщин. Но там ее не было. Десять минут быстро прошли, и я снова вернулся к учебе.

Я понимал, что всего-то через каких-то четыре года, мой собственный Дубликат начнет функционировать. Зарабатывать для меня файны. А я всю жизнь должен буду работать на него. Принимать пациентов, чтобы он становился лучше. Вырезал опухоль – вот тебе спрограммировали картину, вылечил ГРИПП – вот еще одна. Ты знаменит… Ты знаменит…

Я все же пришел в себя на следующий день и тщательно скрыл следы вчерашнего отчаяния. Я убрал пыль от мела, но решительность моя бросить всё это, только укрепилась, когда я увидел утром Ло. Мы шли по коридору: я в одну уборную, она в другую. Мне не хотелось смотреть на нее, а ей на меня. Когда мы проходили мимо друг друга, наши руки слегка соприкоснулись. Это произошло непроизвольно, и по моему телу пробежала дрожь. Да, вы сейчас подумаете, что я испытывал какие-то странные, искаженные чувства к своей сестре, которых испытывать не должен был. И знаете, вы будете правы. Не забывайте, что других девочек я видел на улицах и супермаркетах в те редкие случаи, когда родители брали нас туда. Но я не имел опыта общения с противоположным полом, как это возможно было у людей раньше. Но я отнюдь не испытывал сексуального влечения к своей сестре, но испытывал чувства, равных которым не будет, наверное, уже никогда. Да, я любил ее. И как сестру, и как женщину. Это сложно понять, звучит дико и мерзко. Но уверяю вас, мерзкого в моих чувствах не было ничего.