Исаак Ландауэр - OUTSIDE

И ещё в одном несгибаемая соседка продвинулась дальше остальных – она не стремилась замуж за олигарха. Во-первых, оттого, что олигархов мало, а претенденток тысячи, и взять тут первый приз весьма сомнительно. Во-вторых, и главных, потому что не хотела оказаться будущему мужу хоть чем-то обязанной. Её модель предполагала бесхозного, глубоко несчастного в одиночестве москвича, что получал в обмен на свою единственную материальную ценность внушительный букет из достоинств, где значились красота, грация, целомудрие, ум и даже начитанность, ведь содержание всех модных трендовых книг она знала назубок. Фактически, некто иная, как Мила делала большое одолжение посредственному кавалеру, одаривая того своей цветущей во всех смыслах молодостью, превращала занудного неудачника в победителя – ведь не позволит же она ему спокойно лежать на диване, покуда часы неумолимо отсчитывают её лучшие годы. Уж она-то даст ему хорошего пинка, на который не осмеливались малахольные интеллигенты-родители, заставит взять себя в руки и отправиться на добывание денежных знаков за ради процветания семейного очага. А станет ерепениться – пригласим из дома маму, не его стареющую пугливую стрекозу, а настоящую, из плоти и крови, собственную тёщу, что враз избавит любого ханурика от детских иллюзий. Хилого отрока перекуёт она во взрослого мужчину – разве не полагается за такое бесконечной, сиречь пожизненной благодарности?!

На этом и без того скудный запас приятных воспоминаний иссяк, и тогда Дима решил добавить к ним немного фантазии.

Страдая от недостатка привычной вечности ежемесячного добровольного затворничества по завершении очередного жирного заказа, он начал выдумывать себе новую, яркую реальность. Выдумка и вымысел – не одно и то же. Последнее – недостижимый пик осуществившихся мечтаний, первое – мечта как таковая, полёт фантазии и сила мысли – без привязки к посредственности результата. Мечтать – значит, думать и рассуждать вне рамок привычных обстоятельств, разыгрывая марафон желаний, где всякий рубеж – выигрышный. По сути всё, о чём думает человек, – его планы, задумки и предположения – и есть мечты. Ожидать чего бы то ни было даже в следующее мгновение, значит, уже грезить, но не подменяя красоту настоящего призраком будущего, а воссоединяя их в стремлении к лучшему. Митя, впрочем, не очень жаловал эффектные слова, он вообще предпочёл бы обходиться без высокопарных фраз, но страсть к красноречию неизменно брала своё; воображение – та же метафора, его не запустишь с помощью одних лишь существительных и глаголов. Это тебе не последний рубеж обороны с простой, как загодя уготованная смертельная пуля, мыслью: политтехнологиями не обойдёшься. Мир выдуманный далеко не идеален и часто куда более жесток, чем реальный прототип, но его жестокость – осмысленная, востребованная, а значит, необходимая. Без неё немыслимо развитие, ибо жертвовать нужно – тем более, когда есть за что. Красота вне рамок пространства и времени, идиллия на службе подсознания – без власти победы и поражения. Гармония свершения вне всякой цели, исток – без внятной надежды на устье.

Для начала ему захотелось чего-то простого и незамысловатого, скажем, побыть кем-нибудь, чья жизнь сложилась бы не в пример удачнее. За основу взят был старый знакомый с подходяще честолюбивым названием Игорь, неестественно резво поднявшийся на гребне накачанной нефтяными доходами экономики. Персонаж даже и не совсем типичный: имея заслуженными дивидендами все радости этого мира, взял да и помешался на самом что ни на есть бухле. Друг детства, на удивление лишённый привычного апломба всех выскочек, однажды пригласил его домой, в какой-то фешенебельный посёлок по Новогорскому шоссе, куда доставил Диму аж личный водитель последнего, и, налив для иллюстрации красного сухого, тиснул корешу личную теорию о градации вин. Для начала родиной оного имели право считаться лишь Франция с Италией, всё остальное брезгливо именовалось «виноматериалы». Далее божественный напиток имел несколько категорий. Первая, она же самая низкая, есть тот волшебный нектар, что продаётся массово в России, то есть формируется из сплёвываемого в имеющуюся во всяком приличном дегустационном зале специальную чашу недостаточно качественного продукта. Европейцы – народ прижимистый и, на взгляд всё того же приятеля, оказавшегося хорошо знакомым с предметом, достаточно практичный, чтобы найти применение любой субстанции, тем паче, что даже и побывавшее в бесчисленных ртах это отвергнутое пойло всё одно приятнее изысканных творений каких-нибудь чилийских или калифорнийских фермеров. Спирт – на то и спирт, чтобы методом обеззараживания нивелировать воздействие нежелательной микрофлоры, да и слюна, говорят, сама по себе тот ещё антисептик. Выходило, что, как ни странно, пить можно, чем и занималась львиная доля отечественных ценителей.

«Категория номер два, – вещал Диме захмелевший оратор. – Хорошее вино непосредственно из шато, то бишь винодельческих хозяйств всё тех же галлов, отличающееся мягким вкусом, басни про «терпкость» и «яркость» – не более чем выдумка посредственных земледельцев. Тоже порядочная редкость – к примеру, и в тех, что считаются лучшими, регионах, удача сопутствует лишь в одном случае из трёх. К слову, достойный производитель там вообще не озадачивается рекламой, сбытом и так далее. Коль скоро вино понравилось – будь уверен, что ни в Париже, ни в Риме представителя или просто ритейлера нет. Впрочем, кому надо – сами найдут».

«Третья степень есть тот же номер два, но с характерным опьяняющим эффектом. Вот как то, что ты сейчас пьёшь, – Дима, хотя и пробовал что-либо кроме «Слезы Кубани» впервые, тут же сообразил, о чём идёт речь: такое, и правда, не спутаешь ни с чем. – И четвёртая, наивысшая, ступень, пока что существует лишь в теории, но, я уверен, когда-нибудь мне посчастливится что-нибудь такое попробовать. Хотя, конечно, ждать этого придётся ещё долго».

В тот вечер много ещё говорилось про условность миллезимов, на которые так падки дилетанты, сомнительность преимуществ сильно выдержанного вина, возраст каких-то кустов, одержимость «магнумами» и так далее. Бесчисленные детали смешались в восхищённом мозгу в приятную, но малоинформативную кашу, и свежеиспечённый ценитель вынужден был ограничиться базовыми принципами, тем более, что на территории воображения их оказалось более, чем достаточно. Итак, он восседал за стойкой, справа хранилось вино категории «три», слева – мифическая «четыре», цены удивляли простотой – две тысячи и десять тысяч рублей соответственно, regardless, как всегда бравируя иностранными словами, прибавлял хозяин, наименования. Игорь, объездивший в данном сценарии вместо Диминого товарища юг Франции и Италию целиком, закупал их напрямую у хозяйств по цене от десяти до пятнадцати и от пятидесяти до восьмидесяти евро за бутылку, накручивая, за вычетом логистики и таможни, ровно сто процентов. Секрет гуманного ценообразования на территории старой Европы таился в оплате наличными, пресловутое cash on the nail, позволявшее предприимчивым виноделам посильно игнорировать налоговое бремя, что достигает в оазисах истинного социализма двух третей от прибыли. Таким образом, вложив не более двух миллионов рублей, оказалось возможным открыть непритязательную на вид, но лучшую по содержанию на восьмой части света винотеку. Идеей которой, а у порядочных состоявшихся людей, по мнению Димы, она должна была превалировать над revenue, была популяризация среди лучшей части соотечественников культуры ответственного питья, то есть по принципу: реже, но лучше. В этом смысле ему начинающий адепт был важнее посыльного от неожиданно прозревшего толстосума, вознамерившегося скупить разом половину запасов. Его бизнес, следственно, чихать хотел на законы экономики и оптом продавал существенно дороже, чем в розницу. Впрочем, Дима не принадлежал к тем странным людям, чья закомплексованность распространяется и на территорию сознания, хотя бы таких и оказывалось большинство. Он знал, что эти несчастные умудряются жалеть даже воображаемых денег на воображаемую шлюху на воображаемом райском острове, и хотя в реальности не мог себе позволить хотя бы просто миловидную подругу, в мечтах зато уж точно не мелочился. Итого, несмотря на ограниченное время работы – не лишним будет отметить, что его заведение было рекордсменом пятнадцатимиллионного мегаполиса, где даже приёмные высших чиновников вкалывали дольше, отсутствие веб-сайта и вечно занятого телефона, означенный бизнес-проект, хотя и призван был служить развлечением счастливому владельцу, успешно и настойчиво процветал.