Исаак Ландауэр - ЛЯДЬ

За окном шумела неугасающая жизнь, чего-то хотела, к чему-то стремилась и чему-то изредка радовалась. В остальное время население с семью нулями переживало острую фазу кризиса под названием рутина, ибо всё вокруг конечно, а минут, часов и дней несоизмеримо предостаточно. Слева послышалось какое-то движение – то подчёркнуто жизнерадостный мастер трубки принёс очередное произведение табачного искусства. Арик не любил кальян, но любил процесс, движение, которое сообщал очевидно неживой предмет окружающим людям, а кто поручится, что и не душам. Один творил и созидал, другой вдыхал и разрушал, создавая вполне ощутимую растянутую в происходящем связь – не лишняя деталь во всяком поиске.

Улов свой он положил на стол, освободив для визуальной пустоты требуемое пространство. С виду ожидаемо тривиальный, тёзка жителя морских глубин – разве что из подсознания, не спешил демонстрировать ему своё естество. Оно и понятно, кому охота ложиться под нож хирурга, который по образованию – терапевт. Но мысль рождённая мертва. По крайней мере, здесь, а много ли проку вздыхать о покойнике! Прежде чем приступить к эксгумации, он всегда подолгу любовался. Вспоминая обстоятельства или, как сейчас, возможно, и саму причину, её породившую. Вроде просмотра школьного альбома, за которым не грех прослезиться и состоявшемуся мужчине. Улыбался, поглаживая скатерть и заставляя нервничать безвкусную пару напротив. Бывает, последним решительным усилием попыталась исчезнуть пойманная, такие вот голубки выпукло неравноценны, вроде цветущей молодостью надежды в объятиях истлевшей зрелости. Случается, привлекательны оба – впрочем, куда реже. Иногда – ни разу, правда, за рамками воображения, можно наблюдать симфонию равных, обильно растрачивающих друг на друга привлекательность и ум, коими щедро одарила их мифическая суть вещей. Но сегодня наличествовало два фатально блёклых персонажа без надежды даже на реинкарнацию – таких и в растения не возьмут, нервно просматривавших меню да изображавших попутно пресыщенность.

Откуда берётся в людях желание почувствовать себя нищими, Арик понять не мог. Ведь в дорогом не по карману кабаке, особенно если речь при этом идёт о среднего пошива ресторации, трудно почувствовать себя действительно комфортно. Визит становится чередой компромиссов с настроением, стремительно превращающимся в калькулятор, отчаявшийся насчитать достойный КПД широкого жеста. Вода без газа, пол-литра дешёвого пива, суп и салат. То же и для дамы. Разве за вычетом алкоголя – в беззвучном вздохе облегчения чуть приподнимается спина кавалера, уже рассчитавшего промежуточный итог приобщения к миру роскоши и богатства. Десерты его не манят. Его вообще ничего не манит, особенно далёкая от юношеских грёз баба напротив, но претенциозность жизни обязывает. Иначе добрые приятели на том конце сети решат, что она у него скучна, безынтересна, и вообще он лишён оригинальности. «А оригинальность в мире посредственности, – вступает он в спор с неумолимыми цифрами, – это актив. Даже если выдуманный. Потому как выдумать оригинальность – это ведь тоже своего рода оригинальность», – хитрый стратег уже почти смирился с неизбежностью трат, но тут эта сволочь попросила винную карту.

«Винную карту, – едва возведённое здание причинно-следственного благополучия получает жестокую трещину в основании фундамента, и без того заложенного на нестабильном грунте. – Куда тебе ещё вина, дура, – улыбка на лице становится чуть неуверенной, но общий фон приятности удаётся сохранить. – Придётся терпеть, – врубается танковой свиньёй довод разума. – Иначе бессмысленным окажется всё то, что уже заказали, – шаткое равновесие снова достигнуто. – Но вино… – и снова утеряно. – Ещё и, не дай бог, целая бутылка. Зачем же сразу столько, если на втором свидании мне отдаться не собралась… И всё равно дорого, – призрак надежды отступает под давлением неумолимости обстоятельств. – Нет, вы поглядите. Тоже мне – дама, будто не на остановке троллейбусной с тобой познакомились. Ещё про Париж мне в шестой раз начни рассказывать, куда тебя со школьной группой возили. Ах, Монмартр. Ох, Монпелье. А в профайле ни единой фотографии. Заграница-то выдуманная, а платить мне придётся по-настоящему».

– Будьте любезны, что можете порекомендовать из французского?

«Точно, – приходится уткнуться в телефон, чтобы не выдать раздражения. – Курва старая, тридцатник уже, поди, а туда же. Время собирать камни и мужиками молодыми… Хорошо выглядящими в свои тридцать шесть… С небольшим. Пузом, – проклятая самооценка вновь даёт сбой, и как не вовремя. – Счёт на двоих поделить? Глупо, эта баклажка и половиной выйдет дороже всего остального, да все труды впустую. Чёрт меня дёрнул назваться успешным менеджером. За вычетом арендной платы и кредита за мобильный, аккурат половину месячного успеха тут и оставлю. Мама права, надо в церкви или библиотеке знакомиться. Они там скромнее и всегда под святошу удобно закосить, что по кабакам не шляется. Сие есть блажь заморская, антихристова лжа, как Ленин сказал. На такое уже ничего не ответить, тут или кино многозначительное дома пару раз да в койку, или до свидания. Как ни крути, а мимо кассы, подруга».

– Из белого же могу посоветовать, – продолжал где-то на фоне официант.

«Из белого он может посоветовать, – злился всё больше кавалер, силясь придать лицу согласный с обстоятельствами налёт поиздержавшейся галантности. – Много ты понимаешь. Бумажку дали затёртую с текстом: на, учи. Сверху-то советовать, не твоя же деньга. Интересно, сколько он получает? О чём бишь я, к чему это вообще. Чаевые ему не оставлю ни за что, а придётся. Обложили, гады. Простого русского трудягу легко обложить, ну да ничего, мы вам припомним сорок первый. Ровно сочтёмся, ни копеечки не упустим и процент не забудем. Хороший процент, смачный. Я тебе, тварь, ещё «зайдём в кафе» это припомню. Думаешь, обкрутила, так ничего, долг платежом красен, а я подожду. Тот, кто ждёт, всегда найдёт. Антоха прав, их мало бьют сейчас, отсюда и оборзели. Как он свою тогда приложил, любо-дорого глядеть. Ребром ладони так, у самой двери, на выдохе по печени – хлоп. Та аж осела, он её под ручки и в коридор. Всё чинно-благородно, но то же и при гостях: глаза-то опустили, да правду-матку скушали. Он бы ей и зубы после выбил, только пасть новая стоит как целый автомобиль – ведь и пьяный вдрызг, а соображает, в такую лажу, как я сейчас, точно бы не попал».

– Выпьешь со мной бокал?

– Конечно, милая, – тут же испуганно, будто пойманный на окончании преступной мысли, ретиво ответствовал испытуемый на финансовую состоятельность.

«Заделать бы тебе ребёнка, чисто к ноге привязать, только совсем же страшная станет. Ладно, сгорела хата, гори сарай; может, зад когда позволит, не молодая уже…» И, расплывшись в плотоядно искренней улыбке, он громогласно, но слегка преждевременно изрёк тост за «Столь без сомнения и неожиданно приятное знакомство».