Исаак Ландауэр - Шизофрения. Том 1

Набор грехов в понимании воспитанного стараниями школьной программы по большей части на литературе девятнадцатого столетия юноши был по счастью велик, если не бесконечен, так что можно было оставаться спокойным за образ врага до самой что ни на есть гробовой доски. Характерно, что боролся он лишь с проявлениями духовной слабости, совершенно игнорируя телесные, а потому выкованная многолетней практикой железная воля до обидного спокойно наблюдала за развивающимися чревоугодием и пьянством, при этом бросая все силы организма на модную тогда борьбу с пристрастием к телевизору. Последняя, к слову, отняла у него полных два года, поскольку вещая всем и каждому о растлевающем действии ящика на мозг, он никак не мог отказаться от любимых передач канала Дискавери и, что намного хуже, пары-тройки развлекательных ситкомов.

Незаметно для себя Михаил становился лицемером, так как, рассуждая днём с коллегами о том, что нет ничего опаснее телевидения, которое убивает нашу способность к воображению и мысли тем, что подает информацию в слишком переваренном и удобном для проглатывания виде, в то время как вместо ненавистного комбикорма можно с гораздо большей пользой читать книги или хотя бы слушать музыку, он тем же вечером вполне мог потягивать вискарь и глотать пьяные слёзы умиления за просмотром какого-нибудь жизнеутверждающего сериала. И не то чтобы со временем воля его ослабела, но скорее он подсознательно чувствовал, что его отчаянная борьба, не прекращавшаяся с момента появления вторичных половых признаков, и так уже заставила отказаться от многого, так что перед лицом новых трудностей в виде работы, карьеры и в целом самообеспечения было уместно несколько иногда остужать накал бушующих страстей.

Существует некая теория о том, что личность человека на девяносто процентов формируется именно в тот самый опасный период полового созревания и, если предположить на мгновение эту версию как аксиому или просто данность, то Михаил со своей идеей уложился бы в неё как нельзя лучше, поскольку, однажды сделав неравную борьбу потребностью юной формирующейся личности, он весьма закономерно пришёл к тому, что, отчаявшись найти достойного соперника внутри себя, распространил любимое занятие далеко за пределы телесной оболочки, тут же ощутив широту размаха и почти безграничное поле для деятельности. Просто радоваться жизни давно стало для него синонимом бесхребетности и слабости, а потому он отчаянно искал применения собственной воле – качества, аккумулировавшего в себе всё, что давала щедрая природа взрослевшему организму и потому сделавшегося поистине непобедимым. Он должен был безалаберно растрачивать эту энергию для того, чтобы любить, ненавидеть, страдать, колотить в стену от злости и отчаяния или прыгать от неподдельной радости, но вместо этого юный старик складывал всё в одну корзину, на алтарь подношений единственному богу, пока эта ставшая поистине несгибаемой воля однажды не придавила его самого, требуя всё новых объектов для самоутверждения и свершений.

Задолго до того, как стать начинающим террористом и бесстрашным смертником, Михаил сделался безвольным воплощением собственной воли, жадно рыскавшей повсюду в поисках очередного Эвереста, который можно было бы покорить, потому что без этого непрекращающегося восхождения несчастный альпинист не мог уже существовать. Даже его отношения с женщинами по сути носили тот же характер борьбы: случайно или специально, но он подбирал именно тех, которые не могли его любить, чтобы силой одного лишь характера, преодолевая боль и подчас унижения, целенаправленно давить и гнуть свою линию, распаляясь тем больше, чем холоднее была его очередная избранница, ни одну из которых он так и не смог по-настоящему любить. Но демон сопротивления не ограничивался личной жизнью, пытаясь точить зубы везде, где можно, а потому его карьера пережила мощнейший натиск неудовлетворённого эгo, от которого чуть не погибла.

Речь шла о начальном периоде его работы, когда возбуждённая чередой новых впечатлений сила воли решила, что будет достойным избрать врагом руководителя его непосредственного начальника, чтобы на данном красноречивом примере в очередной раз убедиться в том, что предъявитель сего не какой-нибудь лизоблюд и тряпка. Изрядное количество времени и сил на первом этапе ушло на объявление войны коронованной особе, которая с высоты своего слоновьего размера как-то до оскорбительного упорно отказывалась замечать суетящуюся и тявкающую внизу моську. Случай представился лишь спустя три месяца, когда, не застав михаилового босса на месте, англичанин-экспат обратился с поручением напрямую и лично к исполнителю, передав тому кое-какие косты для списания на местный офис, и был всерьёз озадачен почти что яростью, с которой, невзирая на возможные последствия для него самого, какой-то, по-видимому, слишком начитавшийся корпоративной этики попка, взялся отстаивать интересы родной локации.

Судьба, впрочем, была в этот раз благосклонна к Михаилу, потому как будь на месте представителя туманного Альбиона какой-нибудь француз, которые водились в конторе во множестве, бестолковую реинкарнацию Жанны Д’Арк отправили бы в небытие тут же, но гордый сын прославленной нации, надававшей за многовековую историю пиндюлей всем сколько-нибудь цивилизованным народам, а потому не страдающий комплексом неполноценности, ограничился лишь тем, что передал это же указание через своего подчинённого, заметив тому вскользь, что у этого нового парня, похоже, есть стержень, вот только жаль, что у них такие долго не живут. Подчинённый, по совместительству шеф ревнивого до бесстрашия хранителя корпоративных денег и к тому же общей с ним нации, был менее снисходителен к «долбанному Павлику Морозову», коим не преминул, хотя и с глазу на глаз, но всё же откровенно в лицо назвать Михаила, присовокупив ещё несколько крепких словечек слегка за рамками бизнес-этики.

В целом посыл был очевиден: если в основе работы компании и высшего руководства лежала корпоративная культура, то в их отделе царствовала дисциплина, и любому мудозвону, который не согласен с данным вопиющим нарушением хартии вольностей, есть только один путь – за дверь в поисках чудесной страны Эльдорадо, где можно вот так запросто и без последствий вякать в ответ на распоряжения высокого начальства, полагая себя умнейшим из смертных. Юный герой-пионер до удивления спокойно выслушал всё, относящееся лично к нему и его ближайшим родственникам, и, убедившись, что поток брани иссяк, взял под козырёк, посетовав на собственную бестолковость, вызванную исключительно недостатком опыта, пообещал не принимать впредь скоропалительных решений без соответствующей санкции и вообще повёл себя по контрасту рассудительно и спокойно, явно усвоив доходчивый урок. Ему не было никакого дела до препираний с непосредственным боссом, чья скромная фигура была недостаточно масштабна для его жаждавшей великих свершений натуры, а потому новое старое поручение было исполнено быстро и с охотой, без излишних на этот раз соболезнований по поводу денег компании.