А.Ча.гин - Вкус времени – I

– Не радий, а радио. Радий это вещество, а радио, – невидимые волны, летящие по небу, которые можно поймать особым аппаратом, – со знанием процесса ответил Борис.

– А когда их поймают, то сажают в клетку, как нашего попугая?

– Дурачок. Радио передает звуки и слова. Все, что захочешь.

– Так, наверное, эти слова говорит Боженька.

– Какой Боженька?! Их посылают ученые и принимают ученые. Так можно разговаривать, например, из сада с нашим домом.

– Вот бы нам такое радиииоооо, – протянул пораженный мальчик.

Значит, в этом чуде не участвует Боженька, а все вершат люди и без его помощи?! Но может быть, хоть где-нибудь, видно присутствие Божественной руки?! Мальчик перебирает в уме все, что делают, обливаясь потом, люди и нигде не обнаруживает присутствия Божьей помощи.

Эти вопросы и мысли явились теми семенами, из которых выросло древо рационалистического мышления Владика.

Но, если честно сознаться, то став взрослым, Щеголев не сделался счастливее от своего рационализма, так же как и все люди не стали счастливее, изгнав с полей и из лесов, городов и сел некогда населявших их богов и богинь.

Много позже, в моменты страшных испытаний Владик вновь спросит:

– Где же ты, Господи?!

Конечно, рационалистическая идея формируется у мальчика не сразу, по мере его развития и только в Кашире, в доме Митрофановых мальчик преподносит маме свое религиозное кредо в ответ на укор в том, что сегодня забыли помолиться:

– Я не признаю Бога, – безапелляционно изрекает Владик.

Мама после такого заявления младшего сына бледнеет и чуть слышно говорит:

– Ты еще мал, чтобы рассуждать об этом.

Мальчик, однако, чувствует, что он не так уж мал, если у него появляются такие идеи. Но наряду с обладанием идеями, мальчик не знает элементарных слов. Как-то, повествуя за обедом о выдумках своего приятеля Горы Чернова насчет страшного суда, который нас всех ждет, Владик прибавил что он всегда в таких случаях тихо говорит себе:

– Ври, Гора, да не завирайся!

Мама сказала:

– Верно, ты не тихо говорил себе, а думал, – и добавила, – а Гора прав…

Но мальчик уже не слушал, он с радостью повторял новое слово:

– Я думал, я думал, я думал…

Так Владик приобщился мышлению, как делают это взрослые – он тоже стал «думать».

Начало было положено.

Но принесут ли эти размышления счастье?

На 1 марта 1907 г. В Москве и пригородах проживало 1359 886 жителей, в Петербурге – 1464 000…

Из 80734 московских квартир лишь 18519, т.е. менее четвертой части, имеют проведенную воду и присоединены к канализационной сети… «Мудрено ли, что при таких условиях холера по три года не переводится в Москве» – сообщает корреспондент.

Уклад, положение и образ жизни Щеголевых заведомо предполагал многочисленные знакомства и широкое общение. Да и добрый отзывчивый характер Екатерины Константиновны, не способной отказать в помощи или участии, привлекал и родственников, и друзей, и случайных посетителей. Но иногда шумные и требующие внимания гости все же доставляли некоторые неудобства. Всегда нарушал покой громогласный Густав Франк, шумной ватагой налетали Вейсберги, Веденским же было необходимо «утонченное» обхождение…

Густав Густавович Франк со своей молодой женой совершал свадебное путешествие в Европу на белом пароходе. Для полноты ощущений они отправились через Константинополь и Каир. Собрав деньги после продажи урожая и получив доход от двух петербургских домов, он сыграл свадьбу, и в канун Рождества отправился в турне.

Вероятно, Густав Густавович или Гуля, как его звали близкие, был самой колоритной фигурой из числа знакомых Щеголевых, бывавших в Песчаном. Франки имели средства и могли себе позволить то, что не позволяли себе другие. Кроме того, молодой Франк умел вести доходное немецкое хозяйство, завел породистый, продуктивный скот и вел правильный севооборот. Одним словом с успехом выколачивал копейку из русской землицы.

Стоя на верхней палубе, обдуваемой горячим босфорским ветром, Гуля с удовольствием предвкушал свой первый вояж с интересной женой и, главное, с большими деньгами, предназначенными для удовольствий.

Море казалось бескрайним и горизонты, в прямом и переносном смысле, для русско-немецкого барина расширялись. Теперь в сферу его интересов должны были войти не только московские, петербургские, но и азиатские и европейские кабаре, казино и другие подобные заведения для «содержательного отдыха».

Константинополь, правда, был великолепен только с борта парохода – узкие грязные улочки города с разномастной и крикливой публикой соответствовали разве что его представлениям о востоке вообще, навеянным «Тысячью и одной ночью». Тем не менее, несмотря на присутствие молодой жены, он посещал турецкие бани и другие вертепы, где демонстрировались все восточные варианты плотских радостей. Однако, азиатские услады ему не понравились, и он остался верен европейским…

Следующий пункт остановки – Каир начала ХХ столетия, как ему показалось, мало отличался от столицы Египта времен правления Тутанхамона, и Гуля, не впечатлившись мутными водами Нила и осыпающимися пирамидами, отбыл в более пристойные страны. И все же в Египте ему «повезло» – он тайно, с великими предосторожностями, нарушив местные законы, дорого купил роскошную тысячелетнюю мумию фараона, и потом с большой помпой привез ее в свое имение в Ледово. Но скоро владелец фараона обнаружил, что древний монарх не выносит российского климата и разрушается. Мумия оказалась склеенной из папье-маше, а внутри кокона болтался только синайский песок.

Прибыв на Лазурный берег, Гуля вздохнул с облегчением – вот он, европейский курорт достойный королей! И, как он убедился сойдя на берег, действительность не расходилась с фотографическими видами. Набережная Монтекарло сверкала белоснежными виллами, утопающими в сочной зелени. Куда там Кашире с ее речными полузатопленными дебаркадерами…

Одним словом, Монтекарло его пленил. Здесь роскошь дворцов не соседствовала с лачугами бедняков. Все было пристойно, приватно и дорого. Супруги, естественно, посещали знаменитую рулетку, и Гуля просиживал там днями. Моментально вокруг столь щедрой пары, прибывшей на отдых из России, образовалась «дружеская» компания, которая не уставала восхищаться талантами и возможностями мсье Франка. В ночных клубах он сорил деньгами, оплачивая прихоти этуалей, в картежной игре, забыв о молодой жене, успевал заигрывать с молодыми особами и выпивать с приятелями несчетное количество водки и вина. Собутыльники соревновались, кто сколько аршин водки выпьет. Рюмки наполнялись водкой и ставились вплотную в одну линию, измерявшуюся аршинами.