Сергий Чернец - Собрание сочинений. Том четвертый. Рассказы

И такой фартук она подарила, вышитый весь. Анастасия только ахнула и благодарила.

_____________________

Ну вот, вроде рассвело. Цветы на шторах покраснели. Теперь и вставать можно. А сегодня не грех бы всем подняться пораньше, – Юбилей, решили большой праздник устроить.

…Первыми приехали из пригорода Маша с Николаем, Николая знали по выпивкам и не любили в доме Гриши. Видно, Катя, командовавшая в доме, не хотела, чтобы и сегодня он приезжал. А он – пожалуйста, – вот он тут.

– Так уж и припёрся с утра. – выразила Катя своё.

– А как же, тёще моей подарок надо подарить, – и он протянул коробку, перевязанную ленточкой Анастасии. А она и не стала распечатывать, а унесла и поставила на свой сундук.

Тут позвали её завтракать. И только все сели за стол, как приехали на такси Пётр с Людмилой из аэропорта. Долго их в аэропорту задерживали, поэтому они были уставшие, сонные. В самолете Людмила не могла спать.

Ждали только Володю. И вот, наконец, и он приехал, – шумный и с большими сумками, с подарками для всех. Он сграбастал Анастасию в просторной прихожей и закрутил в объятиях: здравствуй мама! – шальной.

– Погоди, вот подарок тебе привёз, – к нему метнулась Маша:

– Володя, мы же по телефону договорились, – сюрприз маме потом… —

– Отстань, сестрёнка, это другое, – от меня лично. – и он расстегнул замок на одной из больших сумок и вытряхнул под ноги Анастасии что-то белое и пушистое.

Она как посмотрела, так и ахнула: это была шкура медвежья! Коричневая, с лапами, раскинула в стороны, большая ковром упала на пол медведица – с небольшой головой с открытой пастью с острыми клыками-зубами. Все собрались – и ахали и охали, а сама Анастасия отступила подальше: что-то робость её взяла – «для чего это такое».

Потом она спросила внучку: что за «сюрприз», готовят? А подтвердил Николай, весёлый, услыхав их тихую беседу. ВалерИ уже хотела рассказать, но Николай сказал: не рассказывай – сюрприз должен быть сюрпризом. «И что-то они задумали?» – Анастасия терялась в догадках.

…А сам Гриша, договорившись, видимо, позвал и проводил её к соседке Марии Васильевне, об их дружбе все знали. – побудь с подругой, пока готовим тебе сюрприз. Мария Васильевна выспрашивала у неё подробно про детей – кто да как приехал (о, на самолёте, о, и Николай-то уже с утра выпивши). Они говорили долго, пока не позвали Анастасию в дом к праздничному столу, позвали и подругу Марию Васильевну, чему она обрадовалась очень. «В театр как бы не опоздать», был вечер уже, согласилась зайти на минутку Мария Васильевна.

Всё так сложно проходило весь день. И за столом-то её поздравляли уже. А вот ещё сюрприз: и что там?

Как только зашли они в прихожую, на душе у неё стало как-то неладно, вроде почуяла что-то нехорошее. А они все загадочно улыбаются. И ведут её в свою комнату. – Двери распахнули. – Как посмотрела, так и покачнулась Анастасия. Упала бы непременно, об косяк оперлась. В комнате ничего не было своего, узнаваемого, комната другая, чужая стала.

В её комнате поселились новые вещи: шкаф с тонкими ножками, блестящий, стол тоже круглый полированный, у стола мягкое кресло, вместо кровати, пузатый диван со спинкой. На окнах висела прозрачная, как марля занавеска.

– Вот тебе, мама, это подарок от нас всех – сказал Гриша, – хватит жить в старье.

– Поживи хоть на старости лет удобно и по-современному – сказал Володя.

– Это тебе наш сюрприз. – добавила Маша.

Анастасия, про себя просила Бога, чтобы дал силы не закричать, не завыть бы в голос, и Бог услышал её. «Спасибо… Вам… И..» – смогла она выдавить с поддельной улыбкой через силу. Потом она стояла у входа, потом прошла и села на диван, глядя на новую стенку продолжение шкафа, в которой на стеклянных полках что-то стояло, игрушка фарфоровая. Дети же, полагая, что она онемела от восторга, не стали ждать от неё больше благодарности, велели ей быстрее приходить к столу. Только внучка была с ней, и Анастасия обратилась к ней:

– А куда это попрятали-то всё? – спросила она робко, но с надеждой.

– Что попрятали? – не поняла Валерия.

– Дак, вещи-то мои, говорю, куда дели? —

– Никуда не прятали. Заплатили грузчикам и шофёру, который мебель привозил, – он и увёз, всё равно пустой ехал. —

– И куда? —

– Не знаю. На свалку, наверное. Да ты что, бабушка, жалеешь что ли? – глянула ей в лицо внучка. – Из-за «старья» не расстраивайся – «этот хлам, старьё, – ломанного гроша не стоит» – повторила она слова кого-то из взрослых.

Пришла она за стол. Слабо ступая негнущимися ногами держась за руку внучки.

Когда открыли шампанское, налили бокалы, первым на правах старшего, как всегда, умно, красиво, чуточку мудрёно, говорил Гриша:

– Друзья мои! Много в языке человеческом прекрасных слов. Но во все времена других важнее не будет, чем слово «мать», мама! Наша мама – простая деревенская женщина. Но если в нас, в её детях, есть что-то хорошее – это всё от неё, от её трудолюбия, сердечности и великодушия…

Сказали свои слова и все другие за большим столом. Анастасия, через внучку просилась отдохнуть. И внучка от Гриши, по его «приказу» пошла бабушку проводить в свою новую комнату. Всё было в самый разгар застолья, так незаметно, что не многие видели, как исчезла Анастасия Михайловна.

Она прошла к себе в комнату. Свет зажигать не стала – было достаточно того, что светил из коридора, через стеклянную верхнюю половину дверей.

Попробовала она сидеть в новом кресле – но скоро почувствовала, что оно засасывает её, как болото, в котором она раз тонула в детстве. Не раздеваясь, прилегла на диван. Но её сухонькое лёгонькое тело не могло продавить новые пружины его круглого пуза – и она скатилась к спинке. Лежать, словно зажатой в щели, между спинкой и сиденьем было неудобно. Анастасия открыла новый шкаф – там были её вещи, слава Богу, – взяла она пальто (его пока не выбросили) и легла на пол около дивана на шкуру медвежью. Шкура оказалась колючая. Пришлось её свернуть и затолкать под стол к окну.

Она положила пальто на пол, под голову подушку от дивана маленькую, их что-то много стало. И лежала она, ещё немного думая о том, что всё-таки у неё хорошие дети. Вон работу бросили, собрались, юбилей устроили. И не по злобе, а по недоразумению молодому больно ей сделали, от непонимания… На свалку… «Ей представилась огромная гора чужих веще, а сверху лежали её вещи – старый сундук, старая гармонь, и кровать, застеленная, в которой, кажется, она сама спала. Ах ты, Господи, а ежели дождик пойдёт – промокнет же она!» – Знать бы, где эта свалка, пойти туда или прийти оттуда…».

Через некоторое время кто-то заглянул в комнату, видно, не разглядел ничего впотьмах, хотел войти. Но ещё кто-то сзади, сказал: