Сергий Чернец - Собрание сочинений. Том четвертый. Рассказы

____________________

Когда я начал поправляться, я уже, оказывается был известен всему персоналу нашего отделения. В бессознательном состоянии, в лихорадочном бреду, я вставал и пытался бродить, падал в коридоре, иногда, громко кричал, и прочее, и прочее. Помню кое-что смутно.

И я, в благодарность, так-как все со мной здоровались и приветливо относились, стал активно общаться и с санитарками, и с медсёстрами на посту, за стойкой у телефона и в процедурной за уколами, а кололи мне три раза в день антибиотики. Я рассказывал анекдоты и короткие байки, все приукрашивая и придумывая «новые ходы» к старым байкам. (Сам себя не похвалишь – кто ещё). Многим нравилось, да всем, ведь я рассказывал с выражениями и жестикуляцией, как театральный артист. Этим я приобрёл популярность среди медперсонала и у врачей, которые даже задерживались у нас в палате, чтобы послушать очередную «историю», мною рассказываемую нарочно перед самым обходом. Все знали, – что в такой-то палате – сочинитель-артист!

«Взаимность – на взаимность, откровение – на откровение». И медсёстры делились со мной своими историями.

Тётя Клава, пожилая санитарка. Называла медсестёр и некоторых молодых санитарок – брошенками. А у них образовался некий «дружеский клуб», сообщество. Многие с детьми, были оставлены, «брошены» мужьями-женихами, мужчинами, и они дружили между собой, некоторые с детьми.

Так вот. Одна медсестра, стала часто ходить ко мне в отдельную палату карантинную, куда меня перевели, изолировали, по причине заразности, – вдруг, неожиданно, я заболел ветрянкой – детской, вроде бы, болезнью. А медсестра. Которую все звали Алёнушкой, считала себя виноватой, да и сама зав. отделением, которая была моим лечащим врачом (она взяла меня, поскольку я был «тяжёлый»), приказала Алёнушке следить за мной лично. У неё, у Алёнушки, дома болела дочка этой болезнью, ветрянкой, и «бациллы» (по выражению врача) принесла именно она. Так что ничего другого не оставалось, – как исправлять, в наказание, свою «промашку». Нужно было смазать зеленкой все красные язвочки-точки на моем теле, которые покрыли всю мою спину и грудь, и ноги, и руки.

И вот мы сидели и мазали, – она спину, я, как мог, спереди, чуть не целый день. А между тем, Алёнушка рассказала свою историю.

Рассказ Алёнушки.

«Люда Патрушева, – знаешь, – из той смены, подруга, тоже брошенная, позвала Алёнушку встречать Новый год к себе; намекнула, что будут, мол, женихи. И все наши девчонки звали. Но Алёнушка отказалась. Отвыкла она от людей, уже более 10-ти лет – одна и одна. У неё даже платья выходного не было. Платья, в которых она когда-то ходила, вышли из моды, к тому же и велики стали: за последнее время Алёна похудела и очень изменилась.

Однако, Новый год есть Новый год. Всегда-то в такой день тоскливо бывает. Думаешь, вот ушёл ещё один год, навсегда минул (именно проскочил мимо), не вернешь его! А был у неё друг, который почему-то уехал, но обещал вернуться с деньгами – поехал на север, к нефтяникам… Поглядишь на себя в зеркало – к старым морщинкам добавились новые; ты их пробуешь расправить ладонью, а они не разглаживаются. Значит, легли навсегда. Грустно и обидно – ещё год прошел. Сколько лет? Уже много лет ОДНА, и сколько жить ещё так – одной, в тоске, в повседневной круговерти?

Для кого-то Новый год праздник. А для брошенной жены лишнее напоминание о былом…

Но Алёнушка решила наперекор всему не сдаваться!

У детишек начались каникулы зимние, и её Наташа ещё вчера уехала к дедушке на дачу. Алёнушка была одна. Пусть её назовут сумасбродной эгоисткой, как угодно, но она купит шампанского и накроет стол; сядет – пробку в потолок, шут с ним с другом обещалкиным! Всю жизнь, что ли, о нём горевать?

Возвращаясь с работы, Алёнушка зашла в магазин, купила вина, кое-какой закуски; даже не пожалела денег и у грузина, торговавшего на углу цветами, взяла букет с мимозами. Придя домой. Немного прибралась (было чисто и так), накрыла на стол чистую скатерть, поставила бутылку вина, вазочку с букетом цветов. Думала, может мать заглянет, проездом к отцу на дачу, чтобы позвать. В десятом часу позвонила-таки мама, поздравила, пожелала счастья, спросила про друга – нет ли открытки-телеграммы от него из далекого Севера. Он присылал к каждому празднику, но писем не писал, не любил, а созванивались они раз в месяц. Открытка была. Мать из жалости пригласила Алёну к ним (ещё можно было успеть на последний автобус) Но Алёнушка сослалась на нездоровье и осталась дома.

Она сидела у телевизора и смотрела праздничную программу. Зазвонил телефон. Алёнушка вздрогнула: неужели Друг? А может, кто из подружек вспомнил?

Она взяла трубку.

– Ирину можно? – спрашивал молодой мужской голос.

– Извините, но тут таких нет. —

– А это кто? —

– Алёна. —

– А-а, Алёнушка! Привет! —

– Привет! – довольно холодно отвечала она.

– Алёнушка, будьте любезны, который час, не подскажете? —

– Пятнадцать минут двенадцатого. Так что вы ещё успеете к своей Ирине.

Алёна, не думая о том, зачем она это делает, приняла его игру; и между нею и незнакомцем, молодым человеком, завязался долгий беспредметный разговор. Когда, в общем-то, говорить не о чем, но и бросать трубку первым не хочется. Немного Алёна узнала о звонившем: узнала только, что он студент, что он уже проводил старый год в общежитии вместе с друзьями, а теперь собрался в другую компанию встречать Новый. Алёна – женщина сдержанная, даже строгая (как я знал и видел) – изменила самой себе.

Она читала как-то в детстве, что Новогодние знакомства всегда приносят счастье; и теперь, отбросив напускную строгость, кокетничала с незнакомым студентом. Он спрашивал её, замужем ли она. Сколько ей лет? Она увёртывалась, уходила от прямых ответов на его вопросы, и так незаметно они проболтали чуть ли не полчаса. До боя Кремлёвских курантов оставалось каких-то пятнадцать минут. Ясно было, что Анатолий (так назвался её собеседник) не успеет к встрече Нового года в свою компанию.

– Может, мы вместе встретим? – предложил он.

– А откуда вы говорите? —

– Из будки на углу, у «Гастронома». Имейте ввиду, – добавил Анатолий, – я богатый, в смысле, – у меня есть бутылка «столичной» и круг колбасы. —

– А у меня шампанское! – выпалила Алёна.

– Отлично! Я жду вас тут. —

Алёнушка набросила на плечи своё зимнее пальто и, сунув ноги в теплые зимние сапожки, выбежала на улицу. На углу у витрины «Гастронома» толкался рослый парень в дублёнке. В одной руке он держал завёрнутую в бумагу бутылку, в другой круг колбасы.

– С Новым годом! – сказала Алёна, подходя к нему.

– А-а, Алёнушка! С новым… —

Он подхватил её под руку – Куда? – и они побежали через улицу, к подъезду дома. Как это часто бывает с женщинами, своё смущение и замешательство Алёна скрывала под напускной развязностью. Молодой человек был в скользких ботиночках и во дворе поскользнулся. А она успела оббежать небольшой сугроб на газоне стороной.