Татьяна Батурина - Дурочкины лоскутки. Старые и новые житийные страницы

Паломница Наталья, походив по селу да повстречавшись с житнегорцами, в конце концов сказала:

– Таня, как много в селе тебя!

Посмеялись, но ведь так оно и есть: все в родне моей терноокие да чернокосые, да вдобавок быстрые, ведь и фамилия наша такая – Бойко!

(Все-таки присматривает за мной род мой, не зря интуитивно-наивно я как-то вопросила в стихах:

И сама же ответила:

Под взыскательным приглядом моих украинских предков я (случайно якобы!) оказалась однажды в Государственной академии Министерства культуры Украины среди слушателей курса традиционной культуры, читала его профессор академии Валентина Кирилловна Скнарь, причем на украинском языке, и я все очень хорошо понимала. По завершении занятий даже получила, наравне с другими, диплом государственного образца. И там, на лекциях Валентины Кирилловны, я узнала кое-что интересное о современном воспитании малых деток в Швеции. Оказывается, между этой страной и Украиной существует официальное соглашение, предусматривающее для украинских женщин работу в шведских семьях в качестве нянь, но с обязательным условием: они должны петь младенцам украинские песни. В Швеции считается, что именно украинские песни закладывают в младенческую душу все самое доброе и прекрасное и этим уберегают от зла.)

Да, хороши украинские песни! Но застолье подходило к концу, кое-кто уже потянулся к калитке, и тут я спохватилась: надо ведь про фотографию расспросить, где она может быть, у кого хранится? Никто не знал, даже дивились поначалу, особенно бабы: мол, что за блажь такая, новая мода, что ли, на старое?

– Сами-то как думаете? – пристыжала я спрашивальниц в ответ. Сбегали, принесли старые снимки – не те, а фотография из моего детства так и не нашлась. Сошлись на том, что не завтра помирать, может, и явится она откуда-нибудь?

К вечеру отправились на кладбище.

О, старые родные кресты, как вас много! Стоять вам вечно на земле, на порфире памяти моего православного рода! Сколько их, родных могил… И травы что-то многовато, не так уж и часто, видно, ходят сюда предков попроведать. А может, год такой выдался – свежий, дождливый, вот трава и стремит окрест свои бессмертные плетения? Совсем-то своих никто не забывает, вон какие кресты стоят – каменные, высокие, хорошо издали видные, с любовью поставленные.

Родненькие лежат парами: дед Кондрат и баба Анастасия, дядя Андрей и тетя Настуня, остальные – по всему погосту, пришлось поискать. Со мной вместе ходили остальные паломники, жалостливо читали надписи на памятниках и крестах, молились. Ждали меня, чтобы идти в церковь.

Она встретила нас высокими мальвами вдоль ограды, чистым полем двора с желтыми песочными дорожками, голубями на кресте и разноцветными домоткаными половиками, сплошь застилавшими церковные полы. Мы изумились и духу старинно-домашнему, и невиданным у нас в России иконам: святые глядели на нас, как хорошо знакомые по жизни люди, как родственники. И в этой старенькой церкви свершилось великое: наш паломнический батюшка иерей Александр Морозов отслужил всеобщую панихиду, помянул каждого усопшего по имени, указанному в едином, написанном сельчанами и паломниками, списке. Вечная память и вечный покой общим нашим православным предкам!

А может быть, эта панихида, запечатленная в вечности, и есть фотография моего рода, воспоминания о котором так томят мою душу? И не предки ли мои – в золоте и серебре, в белом, алом и синем – были увидены мною во сне во время этого украинского путешествия? Мужчины и женщины в царских головных уборах, в богатых золототканых одеждах, с высоко поднятыми головами, и этот святой ряд уходит в далекую перспективу, а над ним – сияющий лик Богородицы.

Богородицу не зря называют Пространством во скорбях. Всемилостивая, Она всем помогает в избавлении от горестей, ибо велико пространство Ее материнской любви. Чаю, мой православный род под Ее вечным Покровом.

Когда мы возвращались из паломничества по Украине, ночью, почти засыпая, я увидела на фоне бесконечного Вселенского пространства православный крест, целиком составленный из миллионов звезд – или миллионов православных душ?

В моем доме много лет живет акварель моего друга, народного художника Украины Андрея Антонюка. Он привез ее зимой, в Рождественский Сочельник, когда приезжал в Волгоград из родного Николаева к сыну Даниле, тоже художнику и тоже замечательному.

Был поздний вечер, я уже пришла из церкви и зябко согревалась пустым чаем у настольной лампы на кухне, и тут под соловьиный звон дверного колокольчика появился Андрей: борода и усы в снежном инее, смеющийся, с огромным, перевязанным зеленой лентой, пакетом:

– Принимай Рождественский подарок!

Развязал ленту – и в комнату хлынул свет!

– Ой, красота какая!

– Это Украина, родная наша матерь, узнаешь?

И так же быстро, как возник, Андрей удалился со словами:

– С Рождеством тебя, сестричка!

Наши души и вправду тонко чувствовали между собой родственную связь, я уже рассказывала об этом в повести «Окошечко». Если подумать – ничего удивительного: ведь в жизни Андрея и моей есть Украина.

Всю Рождественскую ночь она сияла передо мной с голубо-зелено-белой акварели: тоненькая дева-свечечка трепетала посреди цветного поля и радовалась моим слезам и молитвам. Она и сейчас так же трепещет и светит со стены над моим письменным столом.

Андрей звонит, спрашивает:

– Как поживает моя дивчина?

– Сияет, – отвечаю, – зовет на Украину.

– Так приезжай!

Когда-нибудь, когда-нибудь…

А пока встречаемся в Волгограде. И однажды я пришла в семейную мастерскую Антонюков с диктофоном:

– Давай-ка оставим твой голос в эфирном пространстве, Андрей. Согласен?

И он согласился.

– Что есть личность, Андрей?

– Во всяком случае, не гордыня о себе, а полное служение тому, зачем ты родился на этой земле, подтверждение делами своими Божиего промысла. Мне в детстве уже давали ответы на вопросы жизни, которые многие взрослые никогда и не слышали, хотя дожили до седин. Я рос в семье, где слово Божие и заповедь Божия были в основе жизни, и, значит, дела мои и ответственность моя соизмерялись с этими основами, с Божиим промыслом. Ответственность перед Господом Богом – главное, поэтому в семье на корню пресекалось малейшее проявление гордыни, и бабушка, и мама знали и учили этому знанию меня:

«Не ты, но Бог через тебя делает, все – дела Божии».

Как-то зимой, под вечер, постучали в дом, мама открыла дверь, увидела: стоит мужчина, высокий, уже немолодой, и просится переночевать. Странник. А в доме были только женщины и дети, и маме страшно стало, а он говорит: