Ольга Неподоба - День божьих коровок

Бомж был довольно молодой, с длинными волнистыми волосами, роскошной бородой. Последнее время он, например, носил вышитую «золотом» красную жилетку с бахромой, броский шейный платок, поверх серых штанов надевал ярко-желтые шорты, на голове носил тельняшку, лихо повязанную как бандану, и все это смотрелось очень стильно и интересно. Самое интересное, что он всегда был довольно опрятен, от него ничем дурным не пахло, а длинные волосы не казались давно немытыми. Как ему это удавалось – непонятно.

Он ни к кому не приставал, не попрошайничал, просто бродил и разглагольствовал, закатывая глаза, то сам с собой, то с голубями на асфальте, то с облаками в небе. А еще он каждое утро сидел в позе лотоса возле мусорных баков, разворачивал кульки с мусором, глубокомысленно перебирал их до каждой бумажки и обертки, потом складывал все аккуратно обратно и брал следующий пакет.

Я не мог не злиться на бедолагу, так как догадывался, что он разбирает и мои пакеты. Мне было неприятно, что кто-то любуется моим мусором, но ничего с этим не поделаешь, ибо это беззлобная игра отреченного от реальности ума. Да и я сам сейчас мало чем от него отличаюсь, безжалостно констатировал я, просто ПОКА стараюсь держаться покрепче за рамки рассудка, чувствуя, как ежедневно слабеет моя хватка.

Я давал ему денежку, хотя бездомный «модник» и не просил, а в ответ нес какую-то непонятную, но явно для него забавную чушь. У меня от этого вдруг поднималось или портилось настроение – в зависимости от того, что я услышал или, вернее, что уловил из его бормотания. Странно, когда твое настроение колеблется в ту или иную сторону от не всегда понятных выражений полоумного бродяги. Но это происходило… Он заметно воздействовал на меня своими речами, попадая в самую точку, как будто ему было известно обо мне куда больше, чем это возможно незнакомцу. Да ладно, отмахивался я от таких мыслей, это лишь игра моего воображения.

Однажды он взял две десятирублевые монеты и положил себе на глаза, запрокинув голову: «Всем нужно по две монеты, чтобы закрыть себе глаза, только не у всех есть глаза. А ты ходи и всем давай по две монетки, всем давай, кто не возьмет, у того нет глаз. Так все и узнаешь, у кого есть, а у кого нет… Скоро солнце взорвется, у кого есть глаза – нужны монетки, чтобы не ослепнуть. У меня нет глаз, поэтому они мне не нужны, я отнесу их в магазин». Что он хотел сказать этими словами, я не знаю, но настроение испортилось. А позавчера: «Ты не волнуйся, что я тебе скажу, но о тебе тоже кто-то думает, там, далеко. Это плохо, когда о тебе думают, от этого появляются крысы в доме. Нужен кот – разогнать крыс. Пусть или будут с тобой, или не думают, не разводят крыс… Но они думают о тебе, нужен кот… ЗАБЕРИ КОТА!»

Откуда он знает про кота? Почему его бредни безошибочно попадают в цель? Или я воспринимаю его галиматью серьезнее, чем надобно? И откуда он знает, что кто-то далеко думает обо мне и, вообще, что у меня есть кто-то… далеко.

А еще у Креативного Бомжа была своя философия, конечно, странная, поставленная с ног на голову, но как-то пугающая своей агрессивной близостью к реалиям.

По его рассказам, он на самом деле принц, но в детстве его заколдовала злая ведьма. И вот он стал таким чокнутым принцем.

Король – отец, королева-мать и брат, тоже принц, очень горевали по этому поводу, что вот меньшой стал таким странным, повязал голову банданой, отрастил волосы и стал молоть всякую чушь, от которой вяли королевские уши и рыдали королевские фрейлины.

Чем больше страдали все вокруг, тем хуже вел себя Заколдованный Принц. Подложил кнопку на стул военному министру, кинул дохлого таракана в суп важному зарубежному послу, ел только из немытой посуды, на завтраке отказывался от манной каши, не менял носки по два дня, ходил по тронному залу в спортивном костюме. И поговаривали, что начал курить в туалете. Завел себе крысу с голым хвостом и пугал до визга молоденьких фрейлин.

Король, королева и особенно старая нянька были настолько огорчены поведением принца, что когда он однажды покинул дворец, только для виду поплакали, но вздохнули с облегчением.

Принц очень любил свое королевство и свою королевскую семью, особенно старую няньку!

– А отчего же тогда покинул? – спросил я.

Креативный Бомж закатил глаза к небу и торопливо ответил:

– Понимаешь… если ты любишь, ты должен облегчить страдания любимым. Например, представь, ты был замечательным сыном, мужем, другом, отцом… И когда ты помрешь, как будут горевать твои родные, ты им принесешь боль, столько будет слез и печалей… Какая же это любовь? Это чистый эгоизм. А если ты был всю жизнь дрянью последней, все только вздохнут с облегчением, что наконец -то эта скотина сдохла… и никто из твоих любимых не проронит и слезинки. Вот это и есть настоящая любовь: СВОИМ УХОДОМ НЕ ПРИЧИНЯТЬ НИКОМУ БОЛИ. Поэтому я решил усугубить свою «чокнутость» и стать совсем-совсем плохим, да и уйти так, чтобы обо мне никто никогда не заплакал. И никому бы не было от этого больно.

Я не знал, что ему ответить, я оказался в некоем онемении. Мой уж очень необычный собеседник заполнил паузу легким насвистыванием и добавил:

– Вот если бы у меня были враги, я бы никогда не желал им ничего плохого.

– Ты такой добрый?

– Вовсе нет. Я очень логичный сумасшедший. Вот представь. Живет мой враг долго и счастливо, он сытый, богатый, жизнь полна радости, все его обожают, живет он долго, не болеет, а тут – БАХ, приходит время помирать. Представляешь, как ему будет горько терять ВСЕ ЭТО прекрасное и хорошее, пожизненно окружавшее его? Это же так обидно и так больно – хуже не придумаешь! А если человек жил погано, он только радоваться будет, что наконец-то отбросит коньки и его мучения закончатся. Поэтому врагам надо желать только побольше счастья, здоровья, радостей, богатства и удачи.

– Мда… Даже сказать нечего. Какая на редкость циничная интерпретация заповеди «Возлюби врага своего». Но тебе простительно, ты не в себе. И еще, а если человек жил НИКАК, то как ему помираться-то будет?

– Ну, наверное, так же – НИКАК. Это тоже неплохой вариант. Куда лучше, чем в горести и печали за много чего потерянного. То есть жить надо как можно хуже – чтобы помирать легче было и не жаль расставаться с такой-то паскудной жизнью.

Помолчал мгновение и изрек:

– Плохие падут в пламя, хорошие шагнут в небо, а никакие – так и будут болтаться на пепелище и умолять, чтоб их забрали хотя бы черти.

Вот что тут скажешь?

Да ничего!

Только махнуть рукой остается. Ну что с него взять, он же сумасшедший!

Мне бы нравился этот более чем оригинальный бродяга, если бы он не разбирал мой мусор.

А прикосновение чужого взгляда к моим бытовым отходам вызывало во мне сильный и с трудом контролируемый гнев, будто кто-то вторгается в мое личное пространство и нарушает границы. Я понимал, что это глупо, но все равно… гневался.