Александр Крылов - О плотницком деле, тайнах и любви

Была своя тайна и у Константина. Вероятно, правильнее было бы сказать, что у него было несколько тайн. В общем-то они его не очень мучили и докучали. Если бы не отдельные моменты в жизни, когда тайны напоминали Косте о себе и тем самым приводили его в смятение, мешая воплощению жизненных планов или существенно осложняя их. Дело было в том, что родители Константина были диссидентами. Правда так их стали называть позже. А тогда они были просто антисоветски настроенными элементами… Они уехали из Союза, когда Костя только окончил школу и поступил в институт. И не просто уехали, а их, как бы это сказать помягче, попросили это сделать, и так, чтобы никогда в СССР не возвращаться. И как только они уехали, у Кости сразу же начались в жизни сложности, а вслед за этим, чтобы постараться по возможности их избежать, начал он создавать свою тайну. И как ему казалось, преуспел в этом. Из института, где неплохо учился, ушёл, из Ленинграда, где жил вместе с родителями до их отъезда, уехал, призвался в армию. С армией, правда, получилось не всё гладко. Попал Константин служить в секретные войска. Кто-то пропустил его документы в военкомате, а может и не военкомате это случилось, а на сборном пункте, в общем, как так вышло было неведомо. Воинская часть была настолько секретной, что иногда одно её подразделение толком не знало, что делает другое. Само собой, что в этой части был и свой особый отдел. И стоял этот отдел на страже тайн государственных, и не отделял он тайну государственную от личных тайн несознательных граждан, пытавшихся эти самые личные секреты от него скрыть.

Особист капитан Кукреев не зря ел свой хлеб. Про каждого солдатика вверенной ему части наводил капитан справки, все их мелкие тайны соразмерял с одним большим государственным секретом, и, если надо, – принимал меры. Правда, справедливости ради надо заметить, что меры свои Кукреев применял с умом. Без оголтелого фанатизма и рвения в поиске «вредителей и диверсантов». Может быть поэтому в свои «за тридцать» всё ещё был капитаном… Дошла очередь и до Константина. Разузнал капитан про Костину тайну. «Вот суки, коллеги военкоматские ‑ подумалось Кукрееву ‑ проглядели, пропустили гады! А мне теперь коноёбиться!» Он полистал личное дело найдёныша, поспрашивал о Раевском отцов-командиров, и вызвал того к себе.

‑ Слушай, боец, ‑ доверительно зажурчал капитан, как только Константин вошёл в опер часть и сел напротив. ‑ Я знаю про твоих папку с мамкой всё.

‑ Всё-всё? – спросил Костя с тоской в голосе.

– Всё-всё, ‑ мотнул насмешливо головой капитан, доставая сигарету и протягивая пачку Косте, – но ты не бзди, боец, я-то вижу, что шпион из тебя никудышный. А вот начальство моё может на это дело посмотреть совсем для меня неуютно. Так что давай так: ты помалкиваешь о нашем разговоре, а я организую твой перевод из нашего полка в другую часть, попроще. Скажем, в роту обеспечения аэродрома. Ну что, годится?

– А у меня есть выбор? ‑ вырвалось у Константина.

Капитан хмыкнул и чиркнул спичкой. Раскурил сигарету, пустил тонкую струйку дыма куда-то вбок.

– Правильно мыслишь. Выбора нет. Ну, то есть не совсем чтобы нет, в стройбат еще можно. Но я бы не советовал. Итак, я организую, перевод в другую часть, а ты помалкиваешь. Просто никому. ‑ Кукреев произнёс это по слогам, ‑ не рассказываешь о нашей встрече. Годится?

Костя кивнул головой. Так у него появилась ещё одна тайна, а капитан Кукреев избавился от возможных неприятностей, да заодно сумел соблюсти и требования сохранения гостайны. Распоряжением штаба армии перевели Костю в охрану близлежащего аэродрома. И не просто в охрану перевели, а на всякий случай, чтобы не дай Бог, не рассмотрел он чего-нибудь лишнего на аэродроме, охраняя его, отправили его служить на конюшню, ухаживать за лошадками, на которых караульные объезжали охраняемую территорию. Так и прослужил все два года Константин Раевский на конюшне, а как службу закончил, вернулся в Москву и поселился у бабушки Эли.

Бабушка Эльвира Самуиловна была очень добрым и хорошим человеком. Она была еврейкой, а поэтому, по её же выражению, жила в квартире на Малой Бронной «на особом положении». Из соседних коммунальных квартир дома, где она жила, в Израиль уехали многие еврейские семьи, а освободившуюся жилплощадь тут же занимали их соседи. И соседи бабушки Эли ждали, ох как ждали, что подастся она на историческую родину. Вида не подавали. Без особой злости, вяло так, скорее, по привычке к российскому антисемитизму, ей вслед поглядывали и ждали. Но не дождались они никаких для себя выгод, незадолго до смерти прописала бабушка Эля на свою жилплощадь внука Костика. Когда бабушка умерла, Костя принял от неё по наследству ещё одну тайну. Этой тайной теперь становилась сама бабушка Эльвира и все её давно умершие еврейские родственники, а заодно и её муж, Костин дед, который хоть и был чистых кровей казак, правда вот с происхождением подкачал. Родом он был из семьи казачьего есаула, и жила вся семья в станице Нижнечирской под Царицыном, некогда бывшей центральной станицей Второго Донского округа, Области Войска Донского. После революции, возвратившись с германской домой, дед боролся с красными. Борьба была лютою. Только в 1920-м году установилась в станице советская власть. Потом аж до 1932-го пытался скрываться от большевиков, да не повезло ему, и совсем молодым сгинул из-за своего происхождения и прошлого в сталинских лагерях. Жена его уехала в Москву. Так и прожила молодая Эльвира со своей дочерью Милой, Костиной будущей матерью, в Москве, скрывая свою тайну о сгинувшем муже до самого своего смертного часа. Иногда она рассказывала внуку о своем житье, как работала сразу в нескольких местах, она была преподавателем английского, как умудрилась даже преподавать язык на курсах при НКВД! И никто и никогда тогда так и не прознал про ее тайну, что по тем временам, конечно же было просто немыслимо.

Ещё не было восьми часов, а Константин был уже на работе. Уже полтора года он работал плотником в гостинице «Интурист», располагавшейся в самом начале улицы Горького. Устроился он туда по великому блату, организованному покойной бабушкой Элей. Косте надо было решить. Либо идти работать на конюшню в Битцевском парке, либо кочегаром в санаторий ВМФ, либо плотником. Константин долго не раздумывал, решил идти работать плотником. С деревяшками он привык возиться с детства, руки у него были неплохие, ничего особо сложного делать не приходилось. Работа его не тяготила. Начальник АХЧ гостиницы «Интурист» Семёнов, досиживал последние месяцы до пенсии, полностью поглощённый своими семейными заботами, к Раевскому особенно не приставал, да и нравилось ему, как тот работал. Всегда ответственно подходил к делу, не отлынивал, и руки у Кости были, что называется, «на месте». Был у Кости и напарник дядя Ваня (в миру ‑ Иван Букаев) также предпенсионного возраста, человек своеобразный и слегка, по его собственному выражению, пьющий. В прошлом дядя Ваня был знаменитым на всю Москву жокеем и со своей кобылой Соней брал не один приз на Московском ипподроме. Но по его собственному выражению он нашёл в себе силы порвать с миром «страстей и чистогана» и встать на путь истины. Что скрывалось под словом «истина» толком объяснить у него не получалось никогда. В подвале, или в, как его именовала дирекция, «цокольном этаже», где была мастерская плотников, рядом, в комнатке поменьше, располагались электрики. Дальше шли разные подсобные помещения, но в них Костя никогда не бывал. Кроме этого, в подвале гостиницы постоянно крутился ещё один человек – таксист Жора Сумкин. Он не катался по городу, как другие, не «подметал тротуар», как любил сам говаривать, всегда ждал «единственного, своего, сладкого пассажира, который и денег насыплет сразу на половину, а то и на весь план, и ещё на кармане останется». Эти «сладкие пассажиры» попадались, судя по всему, Жоре достаточно часто, и в основном по вечерам или ночам. А днём, после двенадцати, Жорик обычно появлялся в подвале. Был он человеком весёлым, общительным и шумным. Всегда имел наготове свежий анекдот или какую-нибудь шутку. Сегодня он появился в широком подвальном коридоре в неурочное время. Он шумно шел навстречу Косте.