Ольга Келлер - Как бить лапами и не опустить руки!

Любила слушать пластинки на радиоле. Та гордо возвышалась на тумбочке в большой комнате, вся из полированного светлого дерева с золотой решёткой на боковой стенке и витиеватой надписью «Жигули» на передней панели, обтянутой атласной жёлтой тканью. Внизу были клавиши и две круглые ручки, которые очень хотелось покрутить. Вверху открывалась крышка, на диск ставилась пластинка, на пластинку – игла звукоснимателя. И по комнате неслась песня… Помню только, что про Дунай. И я представляла себе далёкие страны, красивых людей, прекрасные реки, озёра, горы. Из сказок любимой была «Как слонёнок пошёл учиться», которую слушала не меньше тысячи раз, пока пластинка не стала заедать.

Мне четыре года. Маленький город Буй в средней полосе России. Мост через реку, светит яркое солнце, тепло. Бегу по нему в белорозовом воздушном платье, ветер колышет подол и поднимает его. Смеюсь, руками опускаю вниз, ещё немного и мы с сестрой добежим до киоска с мороженым. В нём продают самое вкусное мороженое на свете! Улыбающаяся продавщица в белой накрахмаленной наколке достаёт из молочного бидона большой ложкой и накладывает в вафельные стаканчики. Они хрустящие и все разные, светлые, потемней, некоторые даже немного подгорелые. Откусываешь кусочек и мороженое прохладой растекается по языку… Иногда попадались комочки сливочного масла, которые тут же таяли, и мороженое становилось ещё вкуснее! Это был настоящий пломбир, двух видов с изюмом и без. Я любила с изюмом! Это было мое любимое мороженое из детства, не считая ленинградское эскимо за 11 копеек, но оно было уже намного позже.

И самое красивое платье с бантом, две шёлковые ленты были вшиты в боковые швы и завязывались пышным бантом сзади на талии. Любовь к ярким, нестандартным нарядам осталась у меня с детства навсегда.

Мама Анфиса была строгая. Всегда говорила нам с Таней, что лучше горькая, но правда, и очень ругала, если нарушали это правило. Помню, как все во дворе вышли гулять с бутербродами из белого батона, с маслом и сахаром, – и кристаллики, белые, крупные, переливались на солнце. У меня просто слюнки потекли. При этом масло никогда не любила и ножичком счищала с хлеба, отправляя снова в маслёнку. Но очень же хотелось присоединиться к компании поедателей бутербродов.

Тихонько вернулась на кухню, отрезала широкий ломоть батона, щедро намазала маслом, посыпала сахаром, на цыпочках вышла из кухни. Затем по коридору выскочила в подъезд – и только собралась откусить заветное лакомство, которое мысленно съела уже несколько раз, как в дверях показалась мама. Она спросила: «Тася, ты зачем приходила? И что у тебя в руках?» Бутерброд быстро полетел на пол, протянула руки, показала, что ничего у меня нет. Однако мама не поверила. Спустилась по лестнице, подняла бутерброд – а мне было приказано быстро идти домой, где ждало суровое наказание за враньё.

Мама гонялась за мной с ремнём по всей комнате, приговаривая, что на улице есть неприлично, кусочничать вредно, а обманывать родную мать тем более. Мы, как две пони, бегали вокруг стола по кругу: я от неё, а она за мной. Затем, устав от такого активного времяпрепровождения, бухнулись на диван, обнялись и разревелись. Я от обиды, а мама от бессилия. Ведь так и не догнала же – ремень свирепо свистел в воздухе, но рука возмездия до меня и не дотянулась.

Когда дома был папа Виталий, наступал праздник: он приносил разные дефицитные вкусности. В лавочке для моряков продавалось много всего. Ведь их очень ценили за трудную и опасную работу. Дома у нас были сгущёнка, маленькие шоколадки с рисунками из сказок Пушкина, зефир, сливочные конфеты, апельсины, красные венгерские яблоки.

Я ходила за папой хвостом, помогала по хозяйству. Вместе с ним строгала, пилила, колотила, забивала гвозди, и он меня не прогонял. А ещё папа сделал для меня кукольный мебельный гарнитур: диван, кресло, стол, сервант. Целое богатство для маленькой девочки!

Меня редко оставляли дома одну. Но если это случалось, то проказничала на полную катушку. Очень нравилось залезать на трёхстворчатый шкаф. Сначала нужно было принести табуретку из кухни, на неё поставить стул, потом подтянуться, и вуаля – к нам приехал цирк. Воздушная гимнастка сидит и болтает ногами, а внизу совсем незнакомая комната. Обратно, на пол, возвращалась на раскрытом зонтике. И как только ноги не переломала?

Лекарства – отдельная история. В серванте у нас была полочка, где лежали таблетки, порошки, горчичники, градусник, вкусные витаминные порошки жёлтого цвета. Конвертик с витаминкой выдавали один раз в день, но очень хотелось попробовать и другой порошочек, белый. Как-то раз все ушли по делам и оставили меня одну. Проникнув в сервант, стащила белый порошок, развернула конвертик, всё содержимое стряхнула к одному краю и высыпала в рот. Ужас! Лекарственная горечь вспоминается мне и сегодня настолько ярко, что сейчас же пойду попью воды, дабы спокойно пережить эти несладкие воспоминания… Не берите, дети, без разрешения родителей лекарства: мало того, что ими можно отравиться, так они ещё и невкусные. Тогда я поняла, это на всю жизнь. Опыт – полезная штука!

Ещё любила залезать к сестре в стол и доставать её карандаши, краски, альбомы, чернила, ручки, тетради. Найденные сокровища раскладывала на полу, любовалась, перекладывала и снова любовалась. У меня тоже имелись свои детские рисовальные принадлежности, но Танины же были куда более настоящими. Тонко наточенные карандаши в большой картонной коробочке. Пахучие краски – в металлической: крышка открывается, а там – яркие-преяркие цвета! Альбомы толстые, а не мои тоненькие. После, конечно, старалась всё разложить по местам, но каждый раз забывала, что, где, как лежало, и вечером от сестры получала нагоняй.

Хорошо запомнился один случай. Родителей дома нет. Я что-то натворила и не прошу прощения, так как не чувствую вину. Стою за дверью в углу, сестрою наказанная. Там же на крючке висит сетка с апельсинами, килограмм пять, не меньше. И я поедаю один за другим, пока не становится плохо. Вот уж побегала тогда Таня вокруг меня! И больше в угол не ставила.

Любовь к книгам прививала тоже сестра. Она ходила в библиотеку и приносила красивые издания с иллюстрациями. Чётко помню книгу со стихами Агнии Барто: перед глазами стоят картинки с несчастным медведем без лапы, мокрым зайцем, брошенным под дождём хозяйкой. Таня мне читала, а я, свернувшись на диване калачиком, слушала.

Но вот приближаются семь лет, скоро в школу. Старшая сестра учит алфавиту. Буквы «М» и «Н» так похожи, и они уже в десятый раз путаются! Таня сердится и бьёт букварём по голове. Реву, обидно, ненавижу все буквы на свете! Но юная учительница, взяв напором, вбила-таки алфавит в мою голову.