Виталий Смирнов - Житие святого Глеба

На каждое предложение Александры Кошкина твердила одно и то же: «А что скажет муж? А как к этому отнесется Павел Иванович? Я не могу сделать это без разрешения Павлика».

Александру Васильевну смешило это «Павлик», которое никак, на ее взгляд, не подходило к человеку с визгливо-дребезжащим голосом и бабьей суетливостью. Он менее всего был похож на владыку, но вот стал же им, превратив за пять лет полное жизненной энергии существо в безмолвную рептилию.

Кухарка долговязого чиновника на второй день после исчезновения «царицы» каким-то образом нашла беглянку. В том же самом наряде, в котором была в Кошкином доме, она появилась на пороге жилища Александры Васильевны.

– Велено вернуться! – коротко заявила Акулина.

Соня молчала.

– Она никуда не пойдет! – решительно заявила Сонина подруга.

– Супруг желает возвращения, – настаивала кухарка. – Он хочет с законной женой пить чай…

– А она никуда не пойдет! Она будет жить здесь, – еще решительнее заявила подруга потерявшей дар речи Сони.

Однако перелом в баталию внес тоже нежданно появившийся на пороге законный супруг Сони. Его визгливый голос сразу же привлек любопытствующую публику, которая оказалась отнюдь не на Сониной стороне. Александра Васильевна принуждена была сдать позицию, зарезервировав у Павла Ивановича право на встречи с подругой. Наперекор брюзжанию «Павлика» подруги стали встречаться чаще. Пользуясь его отлучками в должность, послеобеденными снами, они пестовали собственную самостоятельность и последовательно укрощали Павла Ивановича. Не проходило дня, чтобы Соня не ночевала у Бараевых. Возвращаться домой ей стало так же противно, как школьнику выполнять домашнее задание.

Но, увы, чуда не произошло. Кошкин в конце концов все-таки одержал победу, а Александра Васильевна приняла окончательное решение, что надо непременно учиться, знать жизнь и добывать хлеб насущный собственным трудом. Тогда-то и созрело у нее желание стать учительницей.

Александра Васильевна была истинной шестидесятницей, «реалисткой». Но компанию «реалистов», окружавших Успенского, воспринимала с нескрываемой неприязнью:

– Голубчик, миленький, Глеб Иванович, – говорила она, – лето кончается, мы скоро надолго расстанемся. Пожалуйста, отойдите от этой компании, от вашего противного брата Николая. Она не доведет вас до добра. Вы сопьетесь с ними, погибнете. Обещайте мне…

Человек искренний, Глеб обещать этого не мог, чтобы не обманывать Александру Васильевну.

Лето пролетело быстро, компания распалась сама собою. И Глеб, и Александра Васильевна вернулись в Петербург. Успенский болезненно переживал одиночество, изливая свою тоску в записках, а когда весной 1869 года она уехала в Елецкий уезд Орловской губернии работать сельской учительницей, – в письмах, в которых он называл ее Бяшечкой.

Почему, я не знаю. Возможно, из-за курчавых волос.

В Петербурге они встречались. Чаще всего в съемной квартире Глеба Ивановича. Он любил сыр. Александра Васильевна приезжала всегда нарядно одетая, с бутылкой сухого вина, с неизменным сыром и прочими закусками, зная, что Глеб много работает, зачастую забывая даже спуститься в булочную и подогреть самовар.

Для Глеба Ивановича это были самые счастливые минуты жизни. Он вскакивал из-за стола, бросался к ней, забывая все на свете, покрывал ее поцелуями и говорил, говорил ласковые слова, которые приходили на ум.

Они решили преодолеть все разлуки и не расставаться никогда…

Привыкший к сдержанности на людях, опять тоскующий в одиночестве, Глеб раскрывался только в письмах к ней. Вот первое письмо после отъезда Александры Васильевны, датированное десятым марта 1869 года: «Милая, хорошая Бяшечка! Живы ли Вы, умница моя? Скучно-скучно без Вас, голубушка! Сижу один и не знаю, куда пойду сегодня вместо Владимирской (улица, на которой жила А. В. Бараева. – Изд.) Работать не хочется – голова не на месте… Как бы мне хотелось посмотреть на Ваше милое личико… Но прощайте. Целую Ваши ножки, Ваши беленькие маленькие ноготки, глазки умненькие. До свидания, моя голубушка. Бесконечно люблю и помню Вас».

Следом, через три-четыре дня – новое: «Голубчик! 5 часов утра. Я работал отлично целый вечер и не спускал глаз с милого лица Бяшечки, которое передо мною. Только это умненькое личико, только эта вера в наше будущее «вместе опять», – держит меня теперь, иначе бы я умер, потому что на волосок от страшной тоски…

У нас, к счастью, снег и мороз: мне так и кажется, что зима и что придет Бяшечка. Знаете, я до того привык работать возвратясь от Вас, что сегодня, ей-богу, нанял извозчика до ворот Вашего дома и назад, и отлично, весело, хорошо.

В комнате и на столе у меня все по-старому. Щетка, окурки, «Современник» старый, лоскутки… на шкафу висит серое пальто, которым я подметаю пол… Все по-старому – только Вас нет и скучно-скучно мне сиротинушке».

Еще через три дня: «Я буквально болен и должно быть вследствие моей болезни мне в голову лезут разные безобразные вещи. Мне представляется, что Вы разлюбили меня и бросили потому, что множество найдете людей лучше меня в сотни раз…

Где Вы, крошка моя? Помните, как Вы бегали по дивану и говорили – «а мне гостинцу купите?» «Меня покатать». Голубчик мой, как я люблю Вас, сколько Вы дали мне ума, сил, ангел мой».

Письма, отправленные Глебом Успенским в Елецкий уезд Орловской губернии после разлуки с Бяшечкой, – это миниатюрный психологический роман, передающий напряженную внутреннюю жизнь двух любящих сердец. Она постоянно волнуется о здоровье Глеба, прекрасно понимая, что хандра одинокого мужчины может в любой момент спровоцировать посещение трактира. Даже почерк, каким написано Глебово письмо, наводит ее на грустные мысли. А он жаждет встречи, мечется от невозможности осуществить ее, клянется, что не пьет и не ходит босиком, объясняет плохой почерк болезнью или неважным настроением и… мучительно ревнует ее даже к взглядам малознакомых мужчин и совершенно по-детски убеждает ее в ненужности для сельской местности косметики, клянется и клянется в любви.

Вот один знакомый Успенского признается ему, что он «сходит с ума» от глаз Александры Васильевны. Рассказывая ей об этом в письме, Глеб как будто непреднамеренно, но конечно же сознательно дает этому знакомому такую характеристику: «Человек этот есть жеребец не более, но познакомиться с ним можно скорее, нежели с другими жеребцами». Этот «жеребец» не дает покоя Глебу Ивановичу и в следующем письме: «Он видел тебя за обедом у Попова… с ума сходит от твоих глаз. Впрочем, он не более как уездный лоботряс». Намек Бяшечке.

Вот знакомая передает для Александры Васильевны духи… Успенский ворчит: «Зачем такая роскошь для народной школы?.. Зачем Вас нет и зачем эти духи пачули…» И вроде бы бесхитростно добавляет: «А вы мне пишите, с кем Вы познакомились, встретились…» Все надо знать ревнивцу!