Влад Длиннов - Вирус

Я был у психотерапевта, когда подтвердился диагноз. Я тоже брал лист бумаги, тоже делил его на две части, в одной из них я писал о своих чувствах, рассказывал, какие преимущества даёт мне смертельная болезнь, выводил карандашом:

«Я ценю жизнь, я ценю каждую секунду, тик-точка-так-точка».

– Ха-ха, – говорит Лили.

Я – по-прежнему за рулём «мерседеса», мы скрываемся от убийц и насильников. За нами гонятся вооружённые грабители, руководители наркокартелей и похитители детей.

«Бродячие собаки сбиваются в стаи и снуют по городам в поисках еды. Они готовы разорвать в клочья любого, кто встанет у них на пути».

Конец главы 28. Так написано в «Памятке уцелевшим».

– Нет никаких «плюсиков», – говорит Лили. – Ты умираешь, и в этом нет ничего хорошего.

Лили считает, что в нашем мире есть только борьба за выживание, естественный отбор и депрессия, такая же бесконечная, как зима в Антарктиде.

Лили говорит:

– Оглянись вокруг, ты едва ли не последний, кто остался в живых. И если по пути нам не встретится хоть одна аптека, ты умрёшь к завтрашнему дню.

Лили говорит:

– Ты всё еще видишь в этом выгоду?

Нет ничего хуже смерти.

Смерть ужасна и скучна.

Хуже смерти может быть только человек, притворяющийся, что принял смерть. Никто не готов ложиться в гроб. Никто не готов прощать Господа Бога за то, что он отбирает жизнь, посылает болезнь; рак – это не подарок свыше, как говорят в группах поддержки, рак – это жвачка, на которую ты сел в метро; тебе просто не повезло. Ты просто неудачник со злокачественной опухолью, не нужно видеть в этом божий промысел.

– Не нужно принимать болезнь, – говорит Лили.

Она продолжает листать «Памятку уцелевшим». Там написано:

«Городами правят уличные банды из собак разных мастей и пород».

Лили читает дальше:

«Не зная усталости и пощады, они готовы растерзать любого».

Лили читает и этот кусок текста:

«С пеной в пасти, голодные и худые, способные развить скорость гепарда и догнать любой автомобиль».

– Что это? – спрашивает Лили. – Отрывок из романа? Что значит «с пеной в пасти»?

Я слышу «РАЗРЯД!» и чувствую, как по телу проходят электрические волны, я чувствую, как сердце готовится выпрыгнуть из грудной клетки – так выглядит смерть изнутри. Ничего в ней нет приятного.

Я слышу «РАЗРЯД!» и оказываюсь рядом с Виктором.

На этот раз мы встречаемся в парке аттракционов. Слова Виктора, его доброжелательный тон заглушают крики людей, проносящихся мимо нас на «Смертельной Кобре» или «Скоростном Гигантском Лифте».

Виктор улыбается и протягивает мне намотанное на пластиковую трубочку облако розовой ваты. Я киваю:

– Спасибо.

Виктор говорит:

– Не нужно меня благодарить. Это мне дали на входе в парк.

Я говорю, что рад встретиться на нейтральной территории. Говорю:

– За это спасибо.

Виктор спрашивает, рассказал ли я кому-нибудь о болезни. Говорю:

– Нет. А ты рассказал кому-нибудь, что я болен?

Виктор отвечает:

– Мы не имеем права сообщать о диагнозе пациентов. Ни родственникам. Ни работодателям. Но рано или поздно люди должны узнать. Так тебе будет легче пережить это.

Виктор откусывает от облака сладкой ваты. На его отполированных белоснежных зубах остаются розовые разводы, как следы от помады:

– У тебя есть родственники?

Он интересуется:

– Кто твой начальник? Чем ты занимаешься?

То есть как я зарабатываю на жизнь.

Мы проходим мимо рекламного плаката. Он зазывает нас в сырную лавку, которая так и называется: «Сырная лавка». Парень с плаката раздет до трусов, он сидит в гигантском кресле, сотканном из моцареллы, горгонзолы и эмментальского сыра – вся спинка изуродована круглыми отверстиями, парень сидит на куске огромного сырного айсберга, свой нос он демонстративно закрывает большой деревянной прищепкой.

Надпись на плакате гласит:

«Сыр с мятной коркой! Незабываемый аромат!»

Один рекламный плакат сменяет другой.

– Запомни важную вещь, – говорит Виктор, – тебе нужна поддержка. Одному тебе не справиться.

Если верить Виктору, я должен открыться миру, довериться людям, не замыкаться в себе. За семейным ужином я должен организовать пресс-конференцию, устроить небольшой медицинский каминг-аут.

– Впрочем, это твоё личное дело, – Виктор достаёт из чемодана пакет с жирным красным крестом – такие рисуют на машинах скорой помощи.

– Ты же понимаешь, что это должно остаться между нами? – спрашивает мой лечащий врач и отдаёт мне пакет. Оттуда доносится звучанье кастаньет, голос таблеток, стремящихся увидеть белый свет, навалиться друг на друга, опередить соперника и достигнуть цели, как сперматозоиды. Лиловые, золотые и бирюзовые шарики.

Парк аттракционов, в котором мы находимся, зашумлён рекламой и криками людей:

– ААААААААААААА!

Это заставляет задуматься о том, сколько посетителей аттракционов погибает здесь – в парках развлечений. По телевизору, в вечерних новостях, постоянно приводят статистику. Так уж получилось, что я узнаю, чья жизнь прервалась, – случайно и трагично, кто отправляется на небеса прямым рейсом, на красно-чёрном, как постер с Че Геварой, кресле. Я готовлю омлет в кухне и узнаю, кому посчастливилось попасть на сломанную карусель, кто упал с высоты, в кого вонзились металлические прутья, сколько человек получили травмы, несовместимые с жизнью. По телевизору постоянно об этом говорят.

О Вирусе-44 в новостях пока не говорят.

«ААААААААААААА» – это то, как мне хочется ответить Виктору, но я говорю:

– Я не хочу никому сообщать о болезни. Боюсь, что если расскажу, то от меня отвернутся люди, со мной перестанут общаться.

Иногда, думаю, проще стать жертвой несчастного случая – это так же легко, как стереть защитное поле с лотерейного билета, и о тебе с сожалением будут говорить в новостях, ты станешь главной темой выпуска, твоё лицо покажут крупным планом на экране за спиной ведущего.

По телевизору по вечерам я наблюдаю за тем, как цирковой артист падает с высоты на арену, или как пассажир метро попадает под железнодорожный состав, как постояльцы гостиниц задыхаются угарным газом во время пожара, как из шахт достают обгоревшие трупы рабочих. Все они наверняка были здоровыми людьми, они могли пережить меня и любого другого пациента Виктора, и даже ту буйную психопатку из больничного холла. Они излучали счастье, рожали детей и публиковали их снимки в фейсбуке.

Сюжеты из новостей сопровождают меня по всему дому, даже во время сна.

Любая катастрофа, будь то взрыв в самолёте или неудачное падение в аквапарке, возносят меня на пьедестал, делают из меня олимпийского чемпиона по выживанию; в эти минуты я ощущаю своё превосходство. Осознаю своё везение.