Влад Длиннов - Вирус

Я поднялся на борт совсем другого лайнера, он падает чуть медленнее и эффектнее, стюардессы разносят алкогольные напитки и разрешают курить в туалете. Борт моего воздушного судна может облетать грозовые тучи и разбиваться, как говорит Виктор, «до самой старости».

– Мы не имеем права рассказывать о твоём диагнозе ни соседям, ни друзьям. Но опыт моих пациентов говорит, что лучше открыться.

Виктор сплёвывает в урну розовый комок ваты, в руках у него дребезжит чемодан с лекарствами, мимо нас вверх головой пролетают посетители аттракциона «Безумная Карусель».

Я говорю, что не хочу быть изгоем. Не хочу, чтобы люди воспринимали мой кашель как ядерный взрыв, фейерверк из инфекционных заболеваний, не хочу, чтобы болтали за спиной.

И Виктор спрашивает:

– Неужели ты не понимаешь?

Говорю:

– Что именно?

Виктор отвечает:

– В этом-то и заключается твоя проблема. Чтобы не справляться со своим горем в одиночку, тебе приходится справляться со своим горем в одиночку.

Моя мать постоянно запирается в своей комнате.

Дверь в её спальню выкрашена в цвет капучино, в неё встроен декоративный лист нержавеющей стали – новый уровень защиты от внешнего мира, повышенная прочность и невероятная теплоизоляция, в комнате моей мамы – тишина да покой.

Я должен злиться на это, волноваться и нервничать, но дверь в мамину спальню вызывает у меня только умиротворение. Из-за стены я слышу, как моя мать разговаривает с телевизором. У неё всегда работает новостной канал. Она смотрит его так громко, что жители соседних домов могут не включать звук.

Когда на экране появляется президент, моя мать щёлкает пальцами, как будто говорит:

– Я была права!

Президент прерывает мелодраму для домохозяек. Говорит:

– Прошу вас не верить слухам и не идти на поводу у провокаторов.

В этот момент моя мать щёлкает большим и средним пальцами, как будто к ней приходит озарение, как будто она разгадывала кроссворд и долго не могла вспомнить одно слово, а потом она подобрала его – вот так моя мать щёлкает пальцами. Победоносно.

Президент врывается в телевизионный эфир без предупреждения, как вооруженный грабитель в банк. За минуту до этого камера показывает интерьер роскошной гостиной, стены – шёлковые, хрустальные, увешанные позолоченными канделябрами, в воздухе парят длинные рыжие локоны – это две героини мыльной оперы выясняют отношения на лестнице, они вцепились руками друг другу в волосы. Одна из них кричит: «Ты украла моего мужа!» Вторая ступает каблуком в пустоту и падает со ступенек в замедленном действии, аккуратно – стараясь не испачкать гримом декорации. Лицо героини – белое, как жемчуг. Платье – мелодраматично-фиолетового цвета.

Героиня мыльной оперы исчезает за надписью «СРОЧНЫЕ НОВОСТИ», в кадре появляется ведущий. Он говорит:

– Это экстренный выпуск. Просьба убрать от экранов беременных женщин и людей со слабой психикой.

Моя мать никогда не выходит из комнаты. Поэтому она остаётся у экрана. Ведущий новостей набирает воздух в лёгкие и, делая паузу после каждого слова, говорит, бодро и торжественно:

– Массовая! Вспышка! Загадочной! Болезни!

Он говорит, что сегодня утром городские больницы столкнулись с небывалым наплывом пациентов. Всех их беспокоят странные симптомы – сыпь на теле, неконтролируемый смех и высокая температура.

Ведущий новостей рассказывает, что установить точную причину недомогания у врачей пока не получается. Ни один из препаратов не действует. Ведущий говорит, что сообщения о высокой температуре приходят из разных уголков страны. Он говорит:

– Никто ничего не понимает.

А потом на экране появляется президент в кольце телохранителей. В этот момент моя мать щёлкает пальцами и делает звук телевизора ещё громче.

В какую бы комнату я ни зашёл, я слышу президентскую речь, слышу вопросы телерепортёров, слышу, как власти впервые объявляют об эпидемии – моя мать смотрит новости так громко, что я слышу их в подвале, на чердаке, я слышу их, даже если включаю в своей комнате музыку. Я – аудиозаложник, жертва звукового насилия. Где бы я ни был, я слышу:

– Мы следим за развитием событий!

Эта погоня принимает форму плохо станцованного свадебного вальса, когда между молодожёнами нет искры, они наступают друг другу на ноги, давят на мозоли и не смотрят в глаза; эта погоня похожа на интимные ласки подростков – всё происходит неуклюже, быстро и не в такт.

Сначала Лили смотрит в зеркало заднего вида, потом оборачивается назад, а потом спрашивает:

– Что это там такое? Машина?

Мы въезжаем в город, сделанный из картона и пластика, – пустые здания напоминают игрушечные домики. Домики Барби.

Продуктовые лотки обтянуты брезентом. Светофоры на перекрёстках горят фиолетово-чёрным. Кругом всё бурое, землянистое и угольное. На улице темно, поэтому наши преследователи включают фары, превращая свой автомобиль в две святящиеся точки, две кометы.

– Видишь эти носогубные складки? – спрашивает Лили. В руках она держит фотографию одной из своих поклонниц. Говорит:

– Когда всё закончится, я могу вас познакомить. Она любит собак, таких маленьких, как плюшевые игрушки.

Лили спрашивает, люблю ли я животных?

Мы едем по разбитой дороге. Время от времени на пути нам встречаются аптеки, которые мы грабим.

– Посмотри на эту девушку. У неё так сильно опущены веки. Неудивительно, что муж сбежал от неё.

Лили листает фотоальбом. Трещины на асфальте напоминают морщины на лицах, которые я успеваю увидеть краем глаза. Когда машина наезжает на какую-нибудь ямку, мы подпрыгиваем, и из альбома выпадает новая фотография. Лили берёт её в руки и говорит:

– Посмотри на эту ужасную мимику.

Ещё одна яма. Мы снова подскакиваем. Лили показывает средний палец в камеры видеонаблюдения.

Я мысленно сожалею, что разрешил Лили ехать со мной – она нарушает спокойствие, игнорирует правила, она не похожа на смертельно больного человека.

Смертельно больные люди не могут себе позволить переступать черту.

Неизлечимый вирус – это не скоростная трасса, мы не должны ехать по встречке и превышать скорость, смертельный вирус – это испытание, пройдя которое можно получить ещё один шанс.

– Эта девушка участвовала в моём шоу каждую неделю. Ей изменял муж. Говорил, что она слишком толстая.

За нами продолжают следовать две кометы, рассекая ночную темноту, излучая голубоватый свет.

Лили спрашивает:

– Разрешишь мне порулить?

Мы останавливаемся у плаката с надписью:

«Затми своим блеском солнце».

Под надписью во весь рост изображён молодой парень, одну руку он выставляет вперёд, чтобы прорекламировать часы, другой рукой приподнимает белую футболку, отрывает её от эластичного тела, гладкого, как линолеум. Парень показывает кубики пресса, чуть ниже – тёмная полоска волос, ведущая от пупка до кожаного ремня Gucci. Пушистые кудри в районе паха стелются плавно, перетекают в надпись: