Дмитрий Седов - Наш Президент

– Ворье, говоришь, во власти? А ты сам-то кто был? Кончай гнать беса, земеля.

Разговора не получилось.

Кроме того, в первый же день пришлось отдать сокамерникам одеяло и старенькую, свалявшуюся подушку. Двое из них сидели за воровство, третий за разбой. Кто знает, что у этих людей на уме, и что им еще терять? Забрали и все. Нырцов молча вздохнул, понимая, что целых пятнадцать суток придется обходиться без одеяла. Но ничего. Потом это обстоятельство можно даже будет обернуть в свою пользу. Мол, в камере нечеловеческие условия. Ни одеял, ни подушек не дают, под голову приходится ботинки подкладывать. Настоящая пытка. Вот, точно! Пытка! Борис перевернулся на бок и поискал глазами свою обувь внизу. Вроде, на месте. Не слишком ли – ботинки под голову? Да ладно, нормально. Газетки с блогерами проглотят.

В общем, как-то так получилось, что общаться с ним сокамерники желанием не горели. Сидели своей компанией за столом и целыми вечерами играли в карты. Сегодня одного из них под конвоем выводили куда-то минут на сорок. Вернулся он очень довольный и, когда за сотрудниками спецприемника закрылась железная дверь, вытащил из кармана смартфон, с виду напоминавший китайскую подделку на один из известных брендов. В устройстве имелась функция телевидения и небольшая выдвижная антенна. Теперь эти трое, как дети в детском саду, столпились у зарешеченного окна и наперебой давали друг советы, пытаясь расположить новую игрушку в пространстве так, чтобы она поймала слабый сигнал. Иногда им это ненадолго удавалось, и тогда на экране смартфона появлялось нечеткое изображение, а из динамика еле слышно доносились то голоса дикторов, читающих новости, то музыка из какого-то старого известного фильма.

Борис вздохнул. Он снова перевернулся на спину и уставился в потолок.

…

Сегодня после обеда, наконец, удалось увидеться с женою. Вообще-то, несанкционированные свидания даже с близкими родственниками в спецприемнике были строго запрещены. Нырцов привычно пустил в ход деньги, но конвоиры двух предыдущих смен его настойчивые попытки подкупа категорически отвергли.

– А как же борьба с коррупцией, оппозиционер хренов? Как же закон, который один для всех? – с презрением переспросил Бориса один из них. – На площадях трепешься об одном, а на деле сам не прочь взяточку предложить?

– Да какая взятка? – Нырцов сделал удивленное лицо и попытался все перевести в шутку. – Это… Это подарок. Новый год же!

– Пшел! – грубо отреагировал сотрудник спецприемника, сильно толкнув его сзади в плечо. А потом, когда они сделали несколько шагов по длинному коридору, еле слышно процедил: – Сука.

Но, в конце концов, ему удалось добиться желаемого. Утром третьего дня начальник дневной смены, сунув в карман предложенные купюры, разрешил Борису созвониться с женою, а после обеда отвел его в комнату для свиданий, предупредив, что у них есть максимум час, не больше. Переступив через порог, он увидел, что супруга уже сидела за казенным длинным столом – встревоженная, озабоченная, сильно напуганная. Нырцов сел напротив.

– Привет, Ир, – стараясь казаться бодрым, поздоровался он.

Борис расспросил ее о дочери, о родственниках, о маме. Поинтересовался, что слышно от адвоката и от друзей. Попросил рассказать, что пишут о его аресте в сети. Жена отвечала спутанно, односложно. Складывалось впечатление, что ее мысли занимало нечто совсем другое, и ей было все равно, как реагировала общественность на то, что одного из главных оппозиционеров страны снова заключили под стражу.

– Боря, – в конце концов негромко произнесла она. – Борь, вот скажи мне, тебе сколько лет?

– Пятьдесят восемь, – помолчав секунду, недоуменно ответил Борис.

– Пятьдесят восемь, золотце мое, – покачав головою, многозначительно повторила супруга. – Слушай, хватит страдать ерундой, заканчивай ты с этими митингами. Пустое все это.

– Ты чего? – нахмурился Нырцов.

– Да ничего. Ты посмотри на себя. Тебе уже к шестидесяти, седой весь. А ведешь себя, как пацан.

– Ну ты о чем вообще, Ир? Не видишь, что ли, они страну грабят, суды уничтожили, Конституцию растоптали напрочь. Ты понимаешь, что скоро…

– Да хватит уже полоскать мозги мне всем этим дерьмом, – повысив тон, перебила его супруга. – Страну и Конституцию ему жалко… Я с тобою столько лет прожила, меня-то «лечить» не надо. Я тебе не этот безмозглый планктон на площади.

Ирина сделала паузу и уже спокойнее продолжила:

– Ты в девяностых был на самом верху, еще чуть-чуть и, возможно, вообще бы оказался на его месте. А потом тебя из движения исключили. Сбросили вниз. И теперь о тебя ОМОН ноги вытирает, да вон по ящику каждый день высмеивают. Вот это тебя и бесит, Боря, жить спокойно не дает уже столько лет. Именно это, и ничего больше. Ну, я тебя умоляю, ты мне-то про страну и Конституцию не ври. Противно слушать.

Она с укоризной посмотрела на мужа. А он с досадой отвернулся в сторону.

– У тебя был шанс, Борь, – нервно усмехнулась жена. – Был хороший реальный шанс. И ты его благополучно упустил. Я это знаю, и ты это знаешь. Признайся самому себе: поезд ушел, ушел без тебя, Боря. Ушел уже очень давно и погудел тебе на прощание. А ты остался на станции стоять. И сколько теперь руками не размахивай, сколько щеки не надувай, не догнать тебе его уже, не получится. Да, обидно. Да, могло все сложиться иначе. Но вышло вот так. Плюнь и забудь, бывает. Вы с приятелями в былые времена и так неплохо поураганили, многим в стране о таком мечтать и мечтать!

– Да перестань ты уже про приятелей, – упрямо мотнул головой Нырцов. – У него вон все друзья стали долларовыми миллиардерами. Ты про их бывший кооператив слышала? Ты хоть представляешь себе, какие они деньги гребут?

– Да какой кооператив? Какие деньги? – Ирина прикрыла глаза рукою и устало потерла лоб. – Ты что, действительно ничего не понимаешь? У тебя у самого рыльце не то что в пуху… Оно у тебя в десятисантиметровой щетине. Если под тебя копнуть, то такого можно накопать, что… Тебя… Тебя посадят… И не на пятнадцать суток. А на пятнадцать лет.

Она отвернулась к узкому окну, стараясь справиться с гневом.

– Тихо, тихо, Ир, ты чего? – Нырцов перешел на шепот и с опаской осмотрел стены и потолок. – А ну, перестань, возьми себя в руки.

– Да мне-то что, я нормально, – супруга вздохнула и посмотрела на него уже спокойнее. – Меня удивляет, что ты уже давно не в состоянии реально смотреть на вещи. Заигрался ты во все это, Боря. Вконец уже заигрался. Ты и правда считаешь, что, если туфтой про воровство и кооперативы получилось задурить мозги сотне-другой идиотов, то теперь за тобой уже полстраны и можно пытаться революции устраивать? Подстрекать толпу – это опасное дело, Борь. Очень опасное.