Светлана Куликова - Ненормальные. 20 житейских историй

В тот день они с Лазарем патрулировали окрестности поляны, где, ожидая командира, в очередной раз отбывшего к своим кураторам, отряд стоял лагерем.

Странные звуки со стороны густых зарослей первым услышал Виктор и обратил на них внимание Лазаря. Взяв оружие наизготовку, они двинулись туда, откуда доносились хруст, шелест и то ли хрип, то ли стон. Лазарь осторожно раздвинул ветви и отшатнулся. Прижав палец к губам, жестом позвал: взгляни.

Виктор вначале ничего не понял, показалось: в куче тряпья борются два голых человека, – но тут же сообразил: нет, не драка. Это мужик в чёрной куртке с капюшоном и спущенных штанах пытается насильно овладеть женщиной. Лицо её закрывал задранный подол, голые ноги метались, бились о траву, она не кричала, мычала сдавленно.

Лазарь махнул рукой, дескать, давай, пошли, не наше дело. Но Виктор этого жеста не увидел. Беззащитные женские ноги вдруг вызвали в памяти образы матери, сестры, школьной подруги Анжелки… В глазах потемнело, стало нечем дышать. Не помня себя, он ломанулся через кусты и с силой ударил прикладом по чёрному капюшону. Мужик обмяк, а женщина всё билась и билась под ним, теряя силы и затихая. Лазарь одним рывком сбросил с неё неподвижное мужское тело с голым задом и почему-то одной голой ступнёй.

Стараясь не замечать обнажённой плоти, Виктор опустил женщине подол платья и понял, зачем мужик снял ботинок – грязный носок торчал изо рта жертвы, в вытаращенных карих глазах застыл дикий ужас. Она была немолода, возможно, вдова – во всём чёрном. Насильник стянул ей руки за спиной рукавами спущенной с плеч блузки, вялые груди с большими тёмными сосками выпали из разорванного лифа.

Что-то успокаивающе приговаривая по-абхазски, Лазарь помог женщине освободиться, привести одежду в порядок, и она, пошатываясь, слёзно причитая, заспешила прочь.

Виктор не смотрел в её сторону. Отвращение, стыд, гнев горячо пульсировали в висках. Он с размаха пнул насильника по смуглой заднице, прицелился ему в голову, готовый выстрелить, но тот застонал, сел, и Витя узнал Кабу.

Неизвестно, как дальше развернулись бы события, если бы не Лазарь. Старый абхаз мгновенно сориентировался и представил дело так, будто патрульные только что нашли Кабу лежащим без сознания и без штанов.

Предостерегающе поглядывая на Виктора, Лазарь сочувственно успокаивал Кабу:

– Наверное, этих негодяев было много, раз они сумели победить такого сильного парня, как ты, Каба. Смотри-ка, голову тебе разбили… Но, слава богу, ничего не успели с тобой сделать, удрали, как нас услышали. А снятые штаны – это пустяк, это не позор. И вообще, Каба, ты ведь знаешь: все грузины пидарасы, поэтому надо их убивать. Сначала их самих, а потом и память о них. Мы ведь этим здесь и занимаемся, да? Слышь, парень, ты не беспокойся, никто не узнает, клянусь здоровьем своих детей, я никому ничего не скажу! И Кот не скажет.

– Так ведь, Кот? – обернулся Лазарь к Виктору, впавшему в ступор: в ушах гудело, в глазах метались зелёные блики, из живота поднимался к горлу тошнотворный комок. – Будешь молчать? А?

– Да, – сипло выдавил Виктор. У него так кружилась голова, словно не он, а ему врезали прикладом по черепу.

Глядя, как искренне возмущается Лазарь, как уважительно помогает Кабе встать и одеться, как бережно ведёт под руку, Виктор понимал: мудрый напарник спас ему жизнь… Хотя… может, и не спас. Ненависть, с какой смотрел Каба, означала: он не верит ни единому слову.

Не умом даже, нет, всем своим дрожащим нутром, всей молодой, живой, полнокровной плотью Виктор понял: злая память Кабы обязательно потребует жертвы, и отныне главная задача – этой жертвой не стать…

До конца сентября и взятия абхазами Сухума они кружили по лесам в окрестностях горы Мамзышхи, выбивали противника по одному, по двое-трое, выслеживая и подстреливая из засады. Трупы оставляли на месте, даже не подходили к ним.

Виктор тоже стрелял и тоже, вероятно, попадал в грузинских захватчиков, но в лицо убитому им человеку глянул только раз. Теперь часто видит. Во сне.

…Звук выстрела растворяется в шуме реки.

Кот сразу понимает: попал. Вначале стоит, оцепенев, затем медленно приближается к неподвижному телу. Надо убедиться: смертельно опасного врага больше нет, можно ходить, не оглядываясь, крепко спать, не вздрагивая от близких шагов, смеяться открыто, не скрываясь от злых чёрных глаз, уставленных на Кота с прищуром, словно в прицел… Можно дальше жить спокойно.

Спокойно. Жить. Можно.

Каба лежит лицом вниз, голова закрыта чёрным капюшоном, слева на спине в куртке рваная дыра. Надо перевернуть… Кот толкает труп ногой – не получается, слишком тяжёлый. Тянет одной рукой за плечо, в другой – автомат наготове. Тело мягко перекатывается на спину, и Кот покрывается холодным потом: перед ним не Каба, а совершенно незнакомый мужик лет сорока. У него бледное лицо, светлые волосы и мёртвые голубые глаза. Они смотрят на Кота спокойно, без гнева, без ужаса, смотрят и не видят – чужие голубые глаза. Этого человека Кот не знает. Не знает, но убил. За что? За то, что у него худощавая фигура, чёрная куртка и крадущаяся походка. Рядом с ним под деревом – вязанка лавровых веток. Он местный, резал в лесу лавр, а Кот его убил. Он не грузин и не Каба, он случайный человек. Кот случайно убил случайного человека, похожего на врага. Ошибся.

Убийство на войне – не преступление… «Мы правы, даже если ошибаемся», – так учил командир Сандро. Идёт война, неизвестный мужчина погиб на войне, как те двое наёмников, которых похоронил отряд – своих положено хоронить. И этого случайного человека нельзя оставить гнить в лесу, словно врага. Нельзя.

Кот руками начинает рыть мягкую рыхлую почву. Пот ест глаза, из-под ногтей выступает кровь. Он сталкивает ещё податливое тело в выкопанную яму и торопливо закидывает землёй, ветками, листьями, спиной остро ощущая направленное на него оружие живого и невредимого Кабы. Хочет остановиться, обернуться, но не может и бросает, бросает всё, что попадает под руки.

Бросает, покрываясь едким потом, умирая от тошнотворного страха, скрутившего нутро. Куча быстро растёт и вырастает в огромную тяжёлую гору. Эта гора накрывает Кота, он задыхается, пытается выбраться, кричит, машет руками, ногами…

И просыпается.

С усилием Виктор расслабил судорожно скрюченные пальцы, разжал челюсти, перевернулся на спину. Сердце больно колотило о рёбра. Простыни сбились в мокрый ком.

С первого этажа, из кухни послышались громкие голоса. Спорили Люда и какой-то мужчина. Похоже, Закан, это его голос рычит и булькает так, словно спустили воду в унитазе. Хитрая лиса этот Закан, сейчас припрётся и будет уговаривать присоединиться к компании в сарае. Дескать, это не он со своими вениками, это боевые братья зовут Витю поговорить о той поре, когда каждый из них ощущал себя больше, чем просто мужчиной.