Евгений Кулькин - Полоса отчуждения

Облик Подруги Жены был позапрежним.

Словом, не таким, какой он ее видел все последнее время.

Не в платочке и в платье, а в брюках, усеченных кнопками, и кофтенке немыслимого покроя.

– Поздравь нас! – сказала Подруга Жены. – Наконец, пройдя семь кругов ада, мы поженились.

Мужик смущенно засучил ногами, и только тут Максим узнал в нем того священника, который крестил Подругу Жены.

Он стал ковыряться в памяти, чтобы вспомнить, как его зовут.

На помощь пришла Подруга Жены.

– Теперь он не Евфрасий, а Виктор Алексеевич. Так что мы с монашеством расстались.

– Трудно было? – уточнил Максим.

– Не то слово! – подал голос Виктор Алексеевич. – Но ведь я не подписывал контракта на всю жизнь. Изменились обстоятельства, изменился и я.

Подруга Жены нежно погладила его по щеке, лишенной бороды.

И, словно заметив это, Виктор Алексеевич сказал:

– Только бриться каждый день будет муторно.

А Максим рассуждал про себя: неужели вот так просто можно поменять то, в чем, кажется, уверился навсегда?

И Виктор Алексеевич сказал:

– Я не отрекся от Бога. Но искушение было выше моих сил. Значит, Господь отныне меня числит среди тех, кто не был достойным ему служить.

Он помолчал и заключил:

– Но это вряд ли можно считать преступлением.

Когда они проходили очередной ряд, то откуда-то вынырнул монах. Он явно был смущен этой встречей.

– Я бы возликовал, – вдруг сказал монах, – если бы мог разобраться в своих чувствах, как это удалось тебе. Но Бог посчитал, что я неспособен на какой-то протест.

И монах удалился, почему-то именно Максиму вручив гроздь винограда, выхватив ее из корзины, которую нес.

А Подруга Жены сказала:

– Теперь из нас троих самый святой ты, Макс.

Он не возразил и не согласился.

Просто еще ошеломление до конца не прошло.

– Но и тебе недолго осталось быть праведником, – напророчествовала Подруга Жены.

На этом они, собственно, и расстались.

Напоследок Подруга Жены отщипнула от кисти, которую как-то неуклюже, как котенка за шиворот, держал Максим, две виноградинки. Одну сунула в рот мужу, а вторую съела сама.

Опять решил поработать ночью. С вокзала взял двоих. Он все ей заглядывал. А когда садились, спросил:

– Куда коляску и сумку?

– Не на голову же мне! – не очень любезно ответила она.

Максим затолкал коляску и сумку в багажник.

Поехали.

У салона новобрачных она просила остановить. И тут же – во двор – чуть ли не бегом.

– А вещи? – кричит он ей вдогон и понимает, что ошибся, приняв их за супругов.

– Какие вещи? – вернувшись, недоумевает она.

– Коляска и сумка, – говорит он, для вящей убедительности распахнув багажник, где они лежат.

– Так это не мои, – говорит она. И вдруг затревожилась: – Теперь же нас за воров посчитают.

– Ну что будем делать? – спрашивает Максим.

– Едем на вокзал, – говорит парень с той долей решимости, которой так не хватало ему в общении с этой девушкой там, где он их взял.

Приехали.

На стоянке уже пусто. Поспрашивали подремывающих таксистов. Хая никто не поднимал. Решили заглянуть в сумку. И тут же на документы наткнулись. Поехали по адресу.

Им открыла молодая женщина с испуганным лицом.

– Он что-нибудь натворил? – спросила.

– Почему «он»? – спрашивает Максим. – Документы-то ваши?

– Мои. Но только муж сынишку к бабушке, то есть к моей маме возил.

За их спиной взвозился в замочной скважине ключ, и дверь распахнулась.

– Ну вот и он сам! – сказала жена. – Как стеклышко.

Когда же при общем хохоте и соответствующих случаю междометиях все выяснилось, муж, вытирая выступившие от смеха слезы, произнес:

– Только я отвернулся, чтобы старушке помочь оклунок на плечо вздеть, глядь, а шмоток уже нет.

Жена тем временем зашебаршила в заначке, которую блюдет от мужа, бутылку на стол выволокла.

– При исполнении не пью, – говорит Максим.

– Ну тогда мы тоже не будем, – за себя и девицу решает парень.

Когда же Максим притормозил у салона новобрачных, думая, что девушка там сойдет, она этот раз уже за парня и за себя сказала:

– Мы едем на Тракторный.

И Максим вспомнил, что именно туда просил отвезти его молодой человек.

А где-то через месяц они отловили Максима тоже на вокзале и пригласили на свадьбу. Свидетелем.

Взвечерело.

Чуть подморосил дождик, и тут же откуда-то сорвался ветер.

Он сорвал рекламный щит, который упал на три автомобиля сразу, и Максим понял, что на этот раз его спас Бог.

Поэтому решил ехать куда-нибудь подальше от вокзала.

И тут зазумприл мобильник.

Звонила Подруга Жены.

– Мы завтра уезжаем, – сказала она.

Он чуть не выпалил: «Счастливого пути!», когда она, как всегда, напорным голосом произнесла:

– Я тебя буду ждать у «Интуриста».

Если честно, ему не хотелось ее видеть.

Особенно после того как она пообщалась с женой после падения с лоджии Топчия.

Именно тогда она вдруг спросила: «Дело прошлое и почти не уголовное, но признайся, ты его вниз спровадил?»

А ему было жутко это вспоминать. И он пробурчал что-то нечленораздельное.

Такие звуки иногда издает засорившийся водослив.

Но жена почему-то выглядела чуть подраздавленной.

Таковой она была все три дня, пока Топчий еще был жив.

Всплакнув только, когда сообщили, что он умер.

А потом взвеселела.

Правда, не очень уж роскошно.

Но вполне заметно. Если попристальней приглядеться.

Ревновал ли Максим жену к прошлому, трудно сказать.

Но что-то где-то в подреберье саднило.

Причем вперемешку, то под правым, то под левым.

Он даже хотел пойти в больницу.

Рассоветовал Федор. «Это ты желчь в себе поскопил, – сказал он. – Я это все водкой выгоняю. А у тебя никакой отдушины».

Размышляя об этом, Максим еще все стоял на вокзале.

До «Интуриста» была минута езды.

И Подруга Жены съела ее своим нетерпением.

– Ну сколько тебя можно ждать? – спросила она по мобильнику, наверняка зная, где он находится в данную минуту.

Но – откуда?

И он вспомнил, что чуть раньше ему звонила жена.

Почему-то Максим думал, что Подруга Жены будет с мужем.

Но она встретила его одна.

– Куда тебя везти? – спросил он.

– Не меня, а нас, – едко, как получается только у нее, ответила она.

А чуть поразмыслив, повелела:

– Гони на Горную Поляну.

– А что ты там забыла? – поинтересовался Максим.

– Тебя! – опять дерзковато ответила она.

– Но я – вот он, – буркнул он.

– Ну тут ты ничейный.

– А там чей же буду?

– Мой!

Это был почти вопль.

– Ты что, – вопросил он, – закуешь меня в кандалы или посадишь в клетку?

– И то и другое. – И вдруг капризно взвизгнула: – Ну что ты тянешься?