Александр Лепещенко - Смешные люди

Мы решили основать журнал, вполне независимый от литературных авторитетов – несмотря на наше уважение к ним – с полным и самым смелым обличением всех литературных странностей нашего времени. Обличение это мы предпримем из глубочайшего уважения к русской литературе. ‹…› Журнал наш поставляет себе неизменным правило говорить прямо своё мнение о всяком литературном и честном труде. Громкое имя, подписанное под ним, обязывает суд быть только строже к нему, и журнал наш никогда не низойдёт до общепринятой теперь уловки – наговорить известному писателю десять напыщенных комплиментов, чтобы иметь право сделать ему одно не совсем лестное замечание. Похвала всегда целомудренна; одна лесть пахнет лакейской…»

«Пожалуй, не пахнет, а смердит».

Стремительность мыслей Достоевского увлекала.

Объявление об издании «Времени» было старательно обработано Федором Михайловичем и содержало мысли, характеризующие всю его дальнейшую деятельность. И общей чертой её была попытка закончить распрю между западной и русской идеями.

«Эта черта составляла сущность того электрического действия, которое произвела речь Достоевского на Пушкинском празднике… Она же характеризовала его романы и «Дневник»… Конечно, я ещё должен буду это развить…»

– Алёша, ставь-ка точку, будем завтракать, – заглянула ко мне в кабинет жена.

– Да, моя поцелуйщица, ставлю…

В доме пахло булочками и молоком. Я почувствовал, как сильно проголодался. В гостиной – светлой, как моя жена, – опустился в кресло-качалку. Дышали, блестели занавески на открытом окне. Ветер трогал мою кожу влажными устами. Впрочем, для полного удовольствия не хватало свежего номера «Известий». Сегодня газеты не было, а вот у Марины вопросы были.

– Гостей принимал? – спросила она, улыбаясь и поправляя зелёный шёлковый халатик.

– Ага, речистого Сажина с пиар-проектом.

– Поссорились?

– Я бы сказал, побратались, – не допив молоко, я поставил стакан на стол.

– Что с тобой, милый? Ты расстроен?

– Ухожу из газеты… Я решился…

– И правильно… Посмотри, как ты поседел… на старика похож.

– Неужели ты только теперь заметила? Я давно поседел.

– Нет, конечно… я и раньше замечала… Но ты же не слушаешь…

– Да, не слушаю, прости… Знаешь, пересматривал как-то «Сталкера»… И вот запомнилось… Запомнилось, что один герой говорил: «В средние века было интересно: в каждом доме жил домовой, в каждой церкви – Бог. Люди были молоды, а теперь каждый четвёртый – старик».

– Не грусти, не грусти, мой старик… Всё только ещё начинается…

Оброненные женой в трудные минуты жизни слова попадались мне потом в книгах, которых сама она никогда не читала.

Вот и сегодня, открыв наугад книгу, нашёл:

«В один из последних дней 1880 года Достоевский заехал к своему старинному приятелю Алексею Николаевичу Плещееву: завёз долг двадцатилетней давности. «Вот ещё 150 р., – пишет он в адресованной поэту записке, – всё-таки за мной остаётся хвостик. Но отдам как-нибудь в ближайшем будущем, когда разбогатею. А теперь ещё пока только леплюсь. Всё только ещё начинается».

– Ведь и верно, всё только ещё начинается…

К чёрному костюму я подобрал красный галстук вызывающе яркого оттенка. Это был своего рода символ. В общем, приготовился к очень не простому разговору с Цеповязом.

«Ну, а теперь к джэхангиру… Помоги мне, мой русский Бог!»

В памяти Гулевича уже лет двадцать жили зелёная бездна и белая яхта в абрикосовой мгле.

Когда мы стали друзьями и общение более не ограничивалось работой, Игорь Алексеевич рассказал мне о человеке, на яхте которого он прошёл шесть морей и один океан. Это был Иосиф из Урфы.

В 1915 году младотурецкие головорезы заживо сожгли сотни армян в урфинской церкви Святой Богородицы. Отец Иосифа Овсеп Иосифян, спасаясь, эмигрировал с семьёй в Аргентину. Полвека назад, задолго до своей смерти, он увидел в одном армянском журнале изображение креста на церкви Святой Богородицы и заказал у художника-литейщика точную копию. Впоследствии эта реликвия сыграла важную роль.

Бронзовый крест с узорами армянского хачкара был передан Иосифом писателю и путешественнику Зорию Балаяну, и тот потерял покой. В его книге, подаренной мне Гулевичем, прочитал: «Часто вспоминал, как во время плавания на парусной яхте «Киликия» по семи морям вокруг Европы возникла идея установить крест на европейском берегу пролива Гибралтар. Армянский мировой спюрк образовался задолго до самолётостроения.

Первые армяне появились в Северной Америке ещё до образования США, в самом начале XVII века. Туда и во многие другие страны до середины XX века они добирались, естественно, на различных судах. Так что Гибралтар был очень символичен для установки памятного креста. Но увы.

Однако идея сохранилась, тем более что сопроводительный текст, без которого невозможно понять суть задуманного, заготовлен был давно. Чуть ли не с детства…»

И всё-таки Зорий Балаян установил крест. Было это на острове Горн.

«Во сне видел Фёдора Конюхова, – писал Балаян, – в жизни его не видел. Много раз говорили по телефону. Он нас поздравил с окончанием первого плавания на «Киликии». Считаю его великим путешественником, и не только мореплавателем. И ничуть не удивился, когда в апреле 2010 года узнал, что он организовал специальную экспедицию, которую благословил Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл, и установил в часовне на острове Горн православный крест в память о погибших моряках. Это был счастливый для меня день. Конюхов показал, что можно. И это вдохновило нас».

Сам Гулевич впервые узнал о мысе Горн в четырнадцать-пятнадцать лет. Кажется, из Жюля Верна. По крайней мере, Игорь долго помнил ту библиотечную, зачитанную до дыр книгу. Повзрослев, читал он об этом мысе и у Балаяна: «…в 60-х весь мир с волнением следил за беспримерными кругосветками англичанина сэра Френсиса Чичестера. Тогда все говорили о «дурной славе» «печально известной», «трагически популярной» географической точке на самом юге земного шара. Всегда помнил о координатах 55 градусов 59 минут южной широты и 67 градусов 16 минут западной долготы. И место это называли то кладбищем десятков тысяч моряков, то последним пристанищем восьми сотен кораблей, из коих около двухсот – большие и известные. Чаще всего погибали, когда шли с востока на запад, то есть против природного течения и пассатных ветров, и это при том что около 300 дней в году здесь бывает неспокойно. Именно поэтому все кругосветные гонки проводятся так, чтобы яхты шли с запада на восток. Мы же были вынуждены идти с востока на запад».

Семейная реликвия Иосифа – бронзовый крест – появилась на острове Горн именно благодаря Балаяну. «У знаменитого острова, – вспоминал Зорий Балаян, – нет, естественно, никакого причала. Значит, суда не могут подходить к нему. Только стоять на якоре. И на лодке с мотором или вёслами добираться до крутого, бугристого от аморфных базальтовых валунов берега.