Александр Лепещенко - Смешные люди

Поднялись по крутому берегу на пологую вершину. Первое, на что я обратил внимание, – это океан. Сразу пришла в голову мысль, которую можно было обозначить Архимедовой «эврикой». Редчайший случай, неповторимое мгновение. Одним взглядом, одним взором смотришь и одновременно видишь два океана. Ведь именно там, за мысом, проходит та самая условная линия, которая не то отделяет, не то объединяет Атлантический и Тихий океаны…

Остров Горн.

Ветер дует со всех сторон, но в основном с северо-запада, морозный, валит с ног, заставляя передвигаться согнувшись в три погибели. Тропа, мощённая досками, вела к маленькому храму. Деревянный домок, рубленный из дуба. Напоминает добрую рязанскую хату. Божий домик. Внутри очень мало света. Присмотрелись. На противоположной стене слева я увидел, чувствовалось, тяжёлый, православный крест. Это – Фёдор Конюхов и его экипаж из девяти человек. На другой стороне мы укрепили наш бронзовый крест в 45 сантиметров с узорами, напоминающими элементы традиционных армянских хачкаров. И вдруг наступила какая-то сплошная тишина. В теле не то слабость, не то покой. Может, это и есть осязаемое ощущение счастья: и всё-таки сделали. Смогли».

Смог и мой друг добавить к портрету Иосифа важный штрих.

Иосиф часто вспоминал разговор с отцом о жертвах на войне, и не только на войне. Сын не очень понимал, о чём это он. И вдруг отец сказал нечто такое, что десятилетний мальчик понял. Хотя там были такие слова, как «жертва», «святые», «невинный». Очень тяжёлые для детского уха. Отец сказал: «Если хотят спасти мир, то надо, невзирая на цвет кожи и национальность, причислить все невинные жертвы к лику святых».

– Мысль отца проникла в него, – сказал Гулевич. – Вникните!.. Только объединив всех невинных жертв, объединишь и тех, кому они дороги…

– Видимо, да, – согласился я. – Ну а как Иосиф оказался в Волгограде?

– Судьба поворожила… Учился здесь, женился на однокурснице да и оторвался от Аргентины. Когда мы познакомились, ему было около сорока пяти. На его «Артистке» мы прошли через Атлантику…

– Вы с ним видитесь?

– Нет, ни разу не виделись… Говорят, был обвинён в двойном убийстве… Где он и что с ним теперь, я, к сожалению, не знаю…

– Никаких ниточек не осталось?

– Ниточек?.. Не знаю… Впрочем, у него есть братья. Мушег выдулся в миллионщики, владеет рестораном в Волгограде… Самвел выступал на профессиональном ринге… Помнится, у него был хороший левый джеб…

– Почему всё так?.. Почему направо пойдёшь – коня потеряешь, налево пойдёшь… – спросил я Игоря Алексеевича за час до моей встречи с Цеповязом.

– А почему драконы всегда питаются красавицами? – ответил он вопросом на вопрос.

– Драконы же не вегетарианцы… – взвился я.

– Да не горячитесь. Понимаете, Алексей Николаич, в жизни, как и в сказках…

– Это как?

– А так… Самый трудный путь оказывается и самым выгодным.

– Вы считаете?

– Считаю. В жизни ведь не всегда «упал – отжался», «посеял – получил»… Вникните… Не всё, что вы посеяли, ожидая немедленного результата, всходит…

– А по-вашему, всё что ни делается, то делается к лучшему?

– Ну посудите сами, с Сажиным вы общего языка так и не нашли… Плохо? Вроде бы плохо. Но два года работы в ежедневной общественно-политической газете – это хорошо, это опыт…

– Семнадцать мгновений…

– ?..

– Столько месяцев я руководил этой газетой.

– Понятно… Но идём дальше… Пункт раз: опыт всегда ценен… Пункт два: Сажин этого никогда не поймёт. У него, как говорится, несколько ртов… эстетический, социологический, и всеми он чавкает…

– Ну а Прицыкина?

– Самолюбива, казённая книжка с либеральными правилами… Сколько её знаю, она всегда выбирала должности по вкусу, точно груши.

– Сажин называет её нашим законом…

– Это их закон, их, но не наш… вникните… И знаете что?

– Пока не знаю.

– Езжайте на вашу встречу. Объясняйтесь с Цеповязом, а вечером предлагаю посидеть, выпить… Как вы на это смотрите?

– Положительно смотрю.

…Казалось, что к Гулевичу еду не я один – джип с затонированными стёклами маячил в зеркале заднего вида. Но потом «лэнд крузер» свернул в подворотню, и я забыл о нём.

Пустынность придавала улице некую угрюмую ширь; сделав поворот, она уверенно текла вниз с достоинством спокойной реки. Кругом тишина, однако неподвижные дома хранили своё, особое молчание, на их красных стенах, увитых кое-где виноградом, зияли чёрные провалы многочисленных окон.

Дом моего друга – большой и спящий. Он тоже из красного кирпича и тоже увит виноградом.

Пока дверь отворялась, я огляделся.

Игривая элегантность тополей, тамариск, можжевельник – в саду перед домом царил порядок.

«Здесь веранда, гостиная, – показывал апартаменты хозяин, – спальня, ещё спальня, мой кабинет».

Мы расположились на большой кухне, в задней части дома. Гулевич достал бутылку «Бэллса» из холодильника, убавил огонь на плите, заправил рис куркумой, имбирём и мускатным орехом. Расставил тарелки, разложил вилки и ножи.

Наконец всё было готово. Игорь Алексеевич поставил на стол большое блюдо с варёным рисом, изюмом и кусками жареной курицы. Я налил виски в стаканы.

– Будем, что ли?

– Давайте, Алексей Николаич!

Виски был холодным, я плеснул ещё немного.

– Вот лёд наколол… Вам нужен?

– Нет, спасибо. Давайте, чтобы не было синдрома недоеной коровы… – Я поднял стакан и подцепил вилкой дольку лимона.

– Прекрасный тост, прекрасный… Я бы добавил: и синдрома загнанной лошади…

– Идёт, – повеселел я. – Закурю, вы не против?

– Валяйте!

Трубка с янтарным мундштуком.

Вспышка спички, сливовый аромат голландского табака. И вот струйка дыма выюркнула в приоткрытое окно.

Ветер ударил в створу, звякнув стеклом.

Небо заволакивало злыми тучами.

Хлопал гром.

Ирисы в саду фиолетово чернели.

Выкрепло сознание близкой беды…

– Ну хорошо… А что дальше? Объяснились с Цеповязом? – Большие волосистые кулаки Гулевича покоились на столе.

– А, всё к чёрту!

– Да что к чёрту? Что? Расскажите толком!

– С глазу на глаз поговорить с ним не получилось.

– И что помешало?

– Не что, а кто… Прицыкина цыкала-выкала… Сажин тоже, а Цеповяз вообще на час опоздал…

– Ну а вы?..

– Держался конечно… Только вышло дрянцо… – Я выбил пепел из трубки и положил её в карман пиджака. – Сказал, в общем… Ну, что служить бы рад, да прислуживаться тошно… Знаете, Александр Иванович ни слова не проронил… может, в спор боялся вступить…

– И такое может быть… С вами как спорить, так легче в грязи поваляться да помыться… Нет, вам этого не простят… К тому же вы знаете то, что другие знать не должны… Вникли?