Марина Кужман - Бруклинский мост

И так я опять в общежитии, вскоре я узнаю, что есть дешевле общежитие и я перехожу на Лоуренс где койка место всего пять долларов в сутки и комнаты на двоих и второе место свободно и я практически одна в комнате. Рядом в пешей доступности трудовая биржа, где

дают работу по уборкам у местных евреев. Еврейский район называется Боропарк они живут мистической жизнью всё расписано по Талмуду, много синагог они молятся и каждую неделю в пятницу вечером шабаш- праздничное застолье, после посещения мужчинами синагог и в субботу никто не работает, женщины не выходят из дому, мужчины идут в синагогу. Они не смотрят телевизора, не пользуются интернетом, ни кино, ни театров, только читают книги. Мужчины всегда одеты в специальную униформу: белая рубашка, остальное всё чёрное – брюки, пиджаки, пальто, шляпы, и все с пейсами – длинными бакенбардами поэтому их за глаза называют «пейсатыми,» женщины в длинных платьях, все части тела тщательно закрыты, никаких коротких

рукавов, никаких вырезов, голова всегда прикрыта: парик, платок, чалма. Они живут своей мистической жреческой жизнью, время как будто остановилось, непонятно в каком они веке и в какой стране- первый язык у них идиш и дети ещё не посещающие школу часто не знают английского, а говорят на немецком диалекте идиш. Детей много их религия запрещает им предохраняться и в семьях по 10—15 детей, нянек они практически не нанимают с детьми занимаются сами и потом старшие и нянчат младших и все друг другу очень помогают, агрессия очень снижена в этом еврейском районе, практически сведена к минимуму, иногда меня просили работать поздно вечером и мне никогда не страшно было там ходить в отличии от других районов

Нью-Йорка. Днём я работала, а вечер был свободный. Платили каждый день наличными, платили чётко, чаевые редко, но никогда не обманывали, так что усталости особенной не чувствовалось, вернее она быстро проходила, после пятнадцати лет сидячей офисной работы от которой у меня начала болеть спина для меня это был практически отдых. В свободное время я любила ходить по магазинам по сравнению с Россией разнообразие товаров даже в одно-долларовом магазине завораживало и всё один доллар, то есть доступно всем.

На бирже при найме на работу на уборки, я была очень востребована. Еврейские женщины очень любили со мной разговаривать, я плохо понимала, что они говорят, но сама говорила много

и охотно. Ещё я делала всё быстро и качественно, и радостно; мне было всё равно мыть пол руками или шваброй, платили почасовой, а физические нагрузки мне нравились, я когда-то занималась серьёзно лыжами и в мои тридцать семь у меня была фигура стройной шестнадцатилетней девушки.

Мне нравились палитра цветов и оттенков в магазинах, украшения домов к рождеству, царящая вокруг вежливость и доброжелательность, я любила зайти в крохотные магазинчики рассыпанные на каждом углу и выпить кофе, всегда тебе дадут запас тепла и эта вежливость «…что угодно мисс, thank you, please…» дадут ощутить, что местное человечество тебя принимает и обожает.

Однажды, гуляя по магазинам, я

познакомилась с арабским парнем, свободно говорящим по русски- он когда-то учился в Москве, а сейчас работал продавцом в обувном отделе и жил с родителями говорил в Бруклине.

Мы подружились и когда случился инцидент в общежитии, он мне помог. Как-то по доброте душевной, я притащила в свою комнату одну Московскую девушку, мы познакомилась в первом общежитии. Она бедствовала, не могла найти работу и жилья тоже. Я помогла ей с работой, привела на биржу. Когда она устроилась, резко изменилась, стала агрессивной, у неё появился друг из соседней комнаты, который практически не покидал нашу, и когда я попросила его, чтобы он вышел на минутку – мне нужно было переодеться, – покрыла меня таким матом. Я поняла,

что дальнейшее наше соседство продолжаться не может, что я мешаю счастью этой новой пары. У меня было заплачено вперёд и я уступила своё место тоже одной девушке без работы и денег и она мне обещала мне их потом отдать, но потом просто послала меня подальше. Эмигрантский контингент из Росси как я много раз убеждалась был ещё тот.

Я обратилась за помощью к моему новому арабскому другу, помочь с жилищным вопросом и он сказал, что у него есть друг, который снимает комнату и я могу там временно пожить, пока не

найду что-нибудь более подходящее. Так я оказалась соседкой Марpи Сайнес. Он был белый американец. В доме населённом квартирантами-эмигрантами его не любили. Не любили по нескольким причинам, во-первых он был настоящий белый американец, он был коренной американец, он был эмигрант в третьем поколении, а все квартиранты были новоиспечённые эмигранты. Все были молодые, здоровые и при работе, а он был худенький и слегка заторможенный, может от постоянного недоедания и ему было то ли тридцать девять и он в молодости сидел на

марихуане, чтобы перенести соприкосновение с действительностью – а она была трудовая, разные неквалифицированные работы; колледжа он не закончил, мечтал о

Голливуде. И на самом деле Марри был похож на Вуди Аллена. Последние несколько месяцев будущий актёр был в поисках работы. Платить за комнату давно было нечем, и хозяйка требовала, чтобы он съезжал. Марри бредил Голливудом, считал себя актёром, но несмотря на его тщедушный вид у него был мощный хорошо поставленный голос, правильная грамотная американская речь, он участвовал в любительских спектаклях, и эта работа над собой наверное отнимала у него последние силы. Бросить привычку к наркотикам ему помогло увлечение новой религией. Он принадлежал к

какой-то религиозной группе и утверждал, что летает на другие планеты- это тоже окружающих раздражало его полёты на другие

планеты. Он не ел мяса как бы по религиозным соображениям, но его бюджет это тоже не позволял; спиртного не пил, не курил.

Марри питался одной спаржей и все жестоко смеялись над ним. Днём он ходил в поисках работы, но его никуда не брали, ему уже было около сорока, определённой профессии у него не было и вид как после длительного посещения Освенцима не внушал оптимизма. Но меня сразу привлекла его духовность и то что у него есть большая цель и то что в нём не было ничего банального и вульгарного и мне захотелось сблизиться и расспросить про полёты на другие планеты, если он в это верит,

значит в этом что-то есть. Я выросла в Советском Союзе, где моё поколение все были атеистами, жизнь была очень