Марина Кужман - Борис

© Марина Владимировна Кужман, 2019

ISBN 978-5-0050-4689-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

…Любовь всегда энтропия, распад, отдача. Высшая форма любви – материнская любовь: из твоего тела создаётся новая жизнь, ты болеешь, мучаешься, а потом переживаешь жуткую катастрофу – роды. Ведь родовые муки самые сильные в физическом плане, правда, сейчас применяют обезболивающие средства, но мне лично и обезболивание не помогало. И потом, в прошлые времена половина женщин умирали или от родов, или после родов от инфекций.

Борис если бы я была с ним четыре дня или четыре часа или пятнадцать минут можно бы было написать объёмную книгу, наверное поэтому я стала писать с ним стихи, он был живая поэзия. Он создавал новое пространство, создавал поэзию. А поэт живёт десять минут как пятнадцать лет. И нет ни одного поэта который бы не обмакнул своё перо в чернила любви. У древних есть высказывание, «гнев рождает поэта». Но любовь тоже открывает твоё истинное я и мир и тебя в мире и мир в тебе. И поэзия не только стихи, как и в стихах часто нет поэзии. Внешне он был очень похож на Александра Годунова знаменитого русского балерона на ютубе можно посмотреть записи, где он танцует- живой Бог как сказал про него Бродский. Они очень похожи лицом и фигурой такой же стройный, высокий и пластика в каждом жесте божественна. Плюс у Бориса богатая мимика как у Высоцкого и голос с такой же выразительной интонацией яркой индивидуальности, независимой, личности.

Лето 1988, я еду в отпуск с моей четырёхлетней дочерью под Ленинград, в семейный дом отдыха в Смолячково, находившийся рядом с Комарово. Поскольку дом отдыха семейный, предполагалось, что там будут воспитатели для маленьких детей и мне будет с кем оставить дочь, чтобы побродить по Ленинграду.

Но когда-то престижный дом отдыха был настоящем упадке: воспитателей не было, корпуса обшарпаны.

Простенький, но чистенький отдельный номер на четвёртом этаже с ванной, туалетом и балконом с видом на Финский залив был светлый и достаточно уютный. Мы разместились, пошли ужинать – это была огромная столовая, ресторанного типа, подходили официанты, давали меню, был выбор блюд, у моей дочери был очень плохой аппетит, у меня тоже, всё нам показалось таким не вкусным. Мы пошли прогуляться, посмотреть пляж, впереди был залив, но он весь зарос зелёными водорослями, а лето в том году на севере страны выдалось очень жаркое, в новостях сообщали, что температура воздуха и воды на Балтике была выше чем на Чёрном море.

Я сидела грустная, смотрела на заросший залив, раздумывая как в нём плавать. И тогда мы познакомились с Геннадием, он приехал отдыхать с пятнадцатилетней дочкой, они были из Москвы. Гена проявлял интерес ко мне, его дочь – к моей четырёхлетней дочке.

Они были простые и добрые. Но Гена с его большими толстыми губами и бесцеремонностью не давал никакого пространства, мне становилось душно в его присутствии. Мы с дочкой были очень хорошо одеты; я не стала объяснять, что я не замужем, а наоборот, сказала что у меня муж болгарин, почему моя дочь не русской внешности.

Гена решил, что я приехала с дочерью без мужа, чтобы завести курортный роман и он видимо считал себя подходящей кандидатурой для этой роли. Это напрягло меня. Два дня я избегала его общества. Когда мы шли обедать, если я видела, что он там, мы шли обратно в номер, чтобы переждать когда он уйдёт. Но потом я подумала, что вот так я и просижу одна и не съезжу в Ленинград, а тут был вариант оставить с ними на день мою дочь. И так я сдалась, но мои мысли телепатически передались ему, Гена както стал поспокойнее, и ещё он сделал конструктивное предложение, он нашёл великолепный пляж, где чистая вода, без водорослей, можно беспрепятственно плавать, и это всего лишь в двух автобусных остановках от нашего дома отдыха.

Меня не очень-то соблазняла мысль быть с ним наедине, пусть и днём и с детьми. Я с трудом переносила его общество. Но он как бы опять угадывая мои мысли сказал, что с нами едет его сосед по столику и тоже с дочкой. «Очень приятный мужик» – добавил он, опять как бы угадывая мои мысли.

Мне стало легче, то что будет компания, меня устраивало.

Вот мы стоим на остановке и ждём его друга с дочкой. Смотрю, они стремительно идут, понимая что мы ждём их, они летят, только иногда касаясь слегка земли, рослые, длинноногие. Не успела я справится со своим удивлением, как услышала приятный голос – Борис,

Я протянула руку для пожатия, и Борис легко с улыбкой пожал её.

Новый знакомый был правда удивительно приятный, ничего навязчивого, его появление принесло лёгкость, как будто кислорода стало больше и пространство всё расширилось и небеса приподнялись, говоря нам добро пожаловать; температура воздуха – именно та, которая тебе нужна. Все почувствовали лёгкость и равновесие.

Скоро подошёл автобус. Мы вышли, как и объяснял Гена, через две остановки. Гена оказался прав: место было отличное, чистая вода, огромный почти пустой песчаный пляж, дети сразу побежали купаться.

Я стала раздеваться, оставшись в одном купальнике.

Борис бросил на меня мимолётный но внимательный взгляд, как поэт одним словом охватывает всю вселенную, именно такой был этот мимолётный но внимательный взгляд, успевший за доли секунд выразить восхищение и одобрение. Это было так мгновенно и так сильно мне передано, что моё сердце заволновалось, я улыбнулась и посмотрела в его серые огромные глаза, смотрящие на меня спокойно как балтийское небо. Всё происходящее стало таким настоящим и действительным,

,каждый момент значимым, как наверное бывает на кино площадке талантливого режиссера или когда люди в экстремальных условиях, где фальшь смерти подобна

Завели разговор про политику. Гене не нравилось, что новый Генсек очень либеральный.

Борис посмотрел на него и сказал:

– Хватит жестокости.

Он сказал это спокойно, как бы между прочим, как незначительную реплику, но это прозвучало так сильно, как будто он провозглашал слова высочайшей небесной инстанции или как штурман, стоящий у руля и поворачивающий руль в нужном направлении чтобы корабль не врезался в скалы.

Гена стал оправдываться и вилять, как беззлобная собака, которой хозяин дал понять, что она ворчит и лает не в ту сторону.

Я почти не смотрела телевизор из-за занятости на работе и заботы о маленькой дочери, но мне так понравилось, что он сказал и особенно как сказал. И мне нравился новый генсек провозглашавший либерализацию свободу слова и инициативы на местах.

Мне хотелось повторять: «Хватит жестокости».

И мне тоже хотелось сказать что-то значительное, что меня трогает и чтобы это было веско, и чтобы это задело его, как меня тронули его простые слова и я сказала: