Надежда Грода - Белый Ковель

– Эй! Ты чего там копаешься?

Грубый окрик заставил ее мгновенно надеть на лицо подобострастную маску.

– Так я ж для печки! Смотрю, листы ненужные валяются – дай, думаю, подберу. И мне хорошо, и панам-офицерам чисто!

Антонина инстинктивно подпустила простоватости в манеру речи и даже пару раз присела. Мол, простая деревенская баба, неграмотная, бумажки ей нужны вовсе не для чтения. Не задумываясь при этом, что автоматически ответила фрицу на хохдойче. А когда сообразила, то чуть было не расхохоталась. Еле успела себе рот зажать. Но солдата, слава Богу, эта несуразность вовсе не обеспокоила. Действительно, чему тут удивляться? Не ему ж учить тарабарщину, на которой туземцы общаются. Во всяком случае, молодой немец еще пару секунд потоптался на месте, а затем потопал назад, к бывшему архиву. Но расслабляться все равно не стоит. И фриц может передумать, да и не унесет она много – о папках или ящиках и речи быть не может. И Антонина принялась сноровисто подбирать листы, наметанным глазом мгновенно определяя наиболее древние.

Да уж, невестка даром времени не теряла – все принесенное разобрано, рассортировано и разложено. Окошки открыты и, кажется, даже пол помыт. Антонина потянула носом и сунулась на кухню. Точно! И картошку уже нажарила! Антонина поставила кошелку на пол и тяжело опустилась на стул вместе с остальной своей ношей. Майка тут же примостилась напротив и перегнулась через стол:

– Это что у тебя?

– В Академии наук тоже немцы расположились, весь архив на улице. Смотри, что мне удалось собрать! Письма канцлера Станислава Радзивилла! Переписка князя Кароля Сангушко!

– У нас керосин кончается, а печку топить нечем, я все задворки облазила – никаких запасов дров.

– Ты на что намекаешь? Жарить блины на документах, которым два с половиной века? Совсем с ума сошла?! Да в городе половина домов заброшена! Одними заборами всю зиму топить можно!

И бережно прижимая к груди свои драгоценные находки, Антонина поспешила на чердак – спрятать от греха подальше!

– Тонь… – донесся снизу голос невестки. – Эти объявили, что всем надо вернуться на рабочие места. Ты пойдешь?

Антонина свесилась в чердачный люк:

– Майка, ты меня совсем не слушала? В архиве – немцы! Куда мне идти? Стол под елочками поставить и сидеть там, как гриб?

– Тонь, ты не сердись… Они обещали всем работающим выдавать продовольственные карточки…

Антонина спустилась по лестнице, тщательно задвинула засов на крышке и только тогда задумчиво ответила:

– Так это, может, тем, кто в мастерских работает. Или на заводах. Там реальная продукция, которая и немцам пригодится, а с меня какой толк?

Антонина с тревогой поглядывала на небо и все ускоряла шаг. Смешно. Как будто можно обогнать самолет. Хорошо, конечно, что наши на подходе. Однако когда на тебя падает бомба – все равно не будешь встречать ее с раскрытыми объятиями только потому, что она советская. Честно говоря, страшно до жути. Чтобы отвлечься от мысли об участившихся бомбежках, она принялась составлять в уме список необходимых дел. «Карточки сегодня отоварить надо. Правда, опять дадут только хлеб и сироп. Картошка у нас есть. А огурцов мы с Майкой еще в сорок первом насолили, целую бочку. Народ склады растаскивал, а Майка увидела и не растерялась, платок с головы сдернула да прямо туда соли и насыпала. Так в узелке и принесла. Я ее отругала, а теперь вон как оно вышло – только рассолом от тех огурцов еду и приправляем. Завтра зарплата. Сорок рейхсмарок. Масла бы купить – Димке хорошо! И яиц. Гауляйтер Кубе цены заморозил – на одну рейхсмарку полагается два десятка. Только где ж их взять, эти два десятка? А на черном рынке курс один к одному. В смысле, за одну немецкую марку – одно яйцо».

Антонина свернула на Панцерштрассе и не удержалась – припустила бегом. Как всегда в последние дни. И перевела дух только когда тяжелые двери дома номер шесть, в котором теперь размещался Исторический архив Академии, надежно отгородили ее от улицы.

– Доброе утро, пани Антонина. Опять бежали?

– Доброе утро, пан директор.

Сверкнул очками. Заметил, значит, что проигнорировала его вопрос. Но ничего не сказал, усмехнулся только и опять уткнулся в бумаги. Антонина покривилась. И чего ему назад в Вильно не едется? Вот честное слово, даже доктор Буткус – уж фриц из фрицев – и тот приятнее! А этот… Бывший директор Виленского архива, фонды которого в начале сорокового передали в Академию наук БССР. Весной сорок второго прибыл, как им объявили, для разборки документов и возвращения их в Литву. Хорошо, допустим. Работы там действительно было не меряно – после вандализма первых оккупационных дней Виленские акты были равномерно перемешаны с архивом Радзивиллов и бумагами Академии наук. Но концу сорок второго все найденное было отправлено обратно в Прибалтику, прошло еще полгода – май на дворе! – а этот все тут! Ух! Так и хочется дать по голове чем-нибудь тяжелым!

Антонина принялась за работу, но не удержалась, еще раз покосилась в сторону директора. И в который раз зацепилась взглядом за массивную печатку на его пальце. И что это за украшение у него? Как-то не вяжется со всем его обликом… Она тихонько хмыкнула своим мыслям: «Вот поди ж ты, в тайне горжусь дворянским происхождением, хоть и скрываю его, а от привитых представлений о нормах облика советского человека уже никуда не деться! В каком-нибудь семнадцатом веке чем только не украшали себя мужчины! Да и в начале двадцатого не стеснялись драгоценностей. А для меня побрякушки на мужике уже смотрятся странновато. Но что же этот его рисунок означает? Почему-то напоминает свастику… Точно! Это же их свастика, только разобранная! Как будто у ножниц вынули скрепляющий их гвоздик и две разделенные части положили параллельно друг другу!».

– Да, кстати…

Вздрогнув от неожиданности, Антонина поспешила изобразить внимание.

– Антонина Адамовна, составлялась ли подробная опись переданных из Несвижа фондов?

Вот уж не думала, что немцев и иже с ними интересует Радзивилловский архив! Ладно бы канцелярия губернатора или там Минское дворянское депутатское собрание, к примеру… А то – переписка давно почивших князей! Она покачала головой:

– Мы только начали систематизировать. Ведь документы были переданы почти перед самой войной, осенью тридцать девятого.

– А лично вы с ними работали?

– Да.

– Пожалуйста, составьте мне как можно более полный список. Укажите все, что попадало вам в руки.

– Хорошо, – она слегка пожала плечами. – А вы ищете что-то конкретное? Нам ведь досталась не так много, основную часть после революции Радзивиллы вывезли в Варшаву.

– Нет, нет! – он даже руками замахал. – Это я так…