Юрий Линник - С бала на корабль. Итакин дуб. Повести и рассказы

В нелёгких служебных буднях незаметно пролетели годы. Ильясов знал корабль, как свои пять пальцев, изучил возможности корабля, все его повадки и особенности. Подводники, с которыми отрабатывались задачи поиска, слежения и уничтожения подводных лодок, побаивались Ильясова, знали, что шутки с ним плохи. От него не скроешься, всякие хитрости и уловки тоже не срабатывают. Если контакт взял, то уже не упустит, бульдогом вцепится и будет скрежетать по корпусу ультразвуком, пока подводники не запсихуют и не всплывут, чтобы раскурить трубку мира.

Однако со временем азарт охотника за подводными лодками у Ильясова поугас. Год назад присвоили ему капитана третьего ранга, первый кап-три среди командиров дивизиона. Но радость получения звания омрачалась сознанием того, что в его служебном положении ничего не изменилось. Выслужил он это звание по годам – и всё.

Капитан третьего ранга Ильясов понимал, что засиделся, что пора ему уже принимать большой корабль. Ещё год-два, и выпадешь из обоймы перспективных командиров. Тогда прощай командирство, прощай море, и путь ему дальнейший светит в околокорабельные или штабные чиновники, коих великое множество на флоте. В душе же и по крови он был командиром, любящим власть, умеющим приказывать и добиваться выполнения приказа, быть решительным и оперативным в любой обстановке, способным подчинить коллектив далеко не самых слабых мужиков и пользоваться их доверием. Командирами рождаются и только потом становятся.

8

– Так вот где собака порылась! – вырвалось у Кудина, когда подозрительно долго молчавший мостик проклюнулся командой: «Аварийной партии приготовиться к зарядке реактивных установок!» Для боцмана это был не худший вариант. В этой командирской забаве он лично не участвует и может позволить себе кемарнуть, пока его бойцы ворочают бомбы. По опыту он знал, что учения по загрузке глубинных бомб продлятся не менее часа.

Садовскому команда эта ни о чём не говорила, но то, что она не по нутру бойцам аварийной партии, он без труда вычислил по их скисшим физиономиям. Впрочем, не у всех. Юрка с удивлением заметил, как преобразилось дотоле безразличное, мясистое лицо минёра – мутноватые с краснинкой глаза хищно засверкали, как у орла, завидевшего с высоты беззащитного зайчонка. Минёр бодро встал с рундука и живо направился к люку, расположенному прямо посередине кубрика.

– Вот зверюга, – буркнул трюмный машинист Галузов, пожелтевшее лицо и бескровные губы которого красноречиво свидетельствовали о плохо переносимой им качке. – Мослами не корми —дай с бомбами порезвиться, конченый «румын».

Трюмный, будучи уже по второму году службы, знал, что предстоит в ближайший час боевой подготовки – пренеприятнейшая процедура зарядки реактивных установок.

Минёр тем временем отдраил люк, откинул крышку на фиксатор и, на удивление, легко и быстро для своей с виду неуклюжей фигуры исчез в тёмном проёме. Теперь-то Юрка смекнул, что этот невинный с виду люк, расположенный посреди кубрика, есть ни что иное, как вход в бомбовый погреб. Вслед за минёром так же проворно скользнул вниз корабельный химик с замечательной фамилией Вишнёвый. Хотя он находился в чине старшего матроса и служил второй год, на корабле его звали «боцманёнок». Почему? Да потому, что, во-первых, по штату входил он в состав боцманской команды, а во-вторых, как его такого небольшого росточка, с ясным детским голубоглазым лицом, да ещё с эдакой «лошадиной» фамилией, изволите звать?

В кубрике осталось трое, если не считать мичмана Кудина, который, судя по всему, и не собирался нырять в проём таинственного люка. Кто следующий? Моторист с одной лычкой на погоне, хитроватый молдаванин Пастика, видимо, считая, что бомбовый погреб не то место, куда стоит поспешать, личному примеру минёра не последовал и боевым задором «боцманёнка» не проникся.

Трюмач Галузов, терзаемый приступами морской болезни, похоже, потерял интерес к службе и выбиться в отличники «боевой подготовки» не стремился. Получалось, что следующим должен быть Садовский, матрос первого месяца службы на корабле, только что на виду всей военно-морской базы возведённый в ранг «карася» Балтийского флота. Чёрный квадрат на палубе кубрика манил неизвестностью. Острый холодок предчувствия опасного приключения приятно защекотал меж лопатками. Бомбовый погреб, чёрт возьми! От одного названия мороз по шкуре! Садовский решительно погрузился в чёрную пасть люка вслед за минёром и Вишнёвым.

Спускаться по вертикальному трапу в бомбовый погреб так же просто, как и по лестнице в домашний погреб за солёными огурцами. Так же, если бы не ужасная качка, которая сводила на нет опыт спускания в обыкновенный погреб. Единственно, что придавало уверенности в укрощении трапа, который как необъезженный жеребец, изо всех сил старался сбросить с себя непрошеного гостя, было то, что сорваться с него просто невозможно. Вертикальная шахта настолько узка, что постоянно спиной ощущается металлический холод противоположной стенки.

Внизу послышался металлический скрежет отдраиваемого люка, засовным железом звякнул фиксатор. Пахнуло сырым холодным воздухом, насыщенным крепким коктейлем запахов металла, краски, смазки и чего-то ещё незнакомого и, как показалось Юрке, опасного. «Запах бомб», – молнией пронеслось у него в голове. Мурашки кавалерийской лавой прокатились по спине, но не от страха, а скорее от острого любопытства.

Если тебе нет и двадцати, сила болезненного любопытства бывает непреодолима. Здравый смысл шепчет: «Стой, не иди, не смотри, оно тебе надо?», а какая-то сила, бесова что-ли, гонит тебя вперёд: «Иди, иди, посмотри, ну хоть краешком глаза, что там такое?». Молодость, считает зрелый человек, безрассудна, она любопытна и любит играть, но нет на земле игры азартнее, чем игра со смертью. Недаром в старину поговаривали, что молодые должны учиться у стариков по-настоящему любить жизнь, а старики у молодых – по-настоящему любить смерть. Но хватит философии.

Пережидая очередной провал корабля, при котором спускаться по вертикальному трапу практически невозможно, Юрка глянул вниз. Минёр включил освещение погреба. Проём люка на дне шахты, тускло отсвечивая красноватым светом, словно вход в преисподнюю, притягивал неизведанным. Вишнёвый уже исчез в погребе, путь был свободен.

В квадрате открытого люка показалось уродливо искажённое боковым освещением лицо минёра, которое что-то рявкнуло, но акустика шахты донесла до слуха лишь бессвязный набор резонирующих звуков. Не составляло труда догадаться, что минёр поторапливал оставшихся в кубрике. Корабль в тот момент полез вверх, и Юрку потянуло вниз, только ноги успевай переставлять с одной ступеньки на другую. Он быстро достиг люка бомбового погреба и продолжил спуск по трапу уже в самом погребе. Увидев электрика, минёр то ли вопросительно, то ли удивлённо хмыкнул. Вишнёвый приветливо осклабился во весь рот. Наверняка ожидали увидеть другого бойца аварийной команды. Минёр снова заорал в люк, а Юрка осмотрелся на новом месте.