Татьяна Новоселова - Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки

Что было у нее на душе, когда шла она с тяжелой ношей одна в почти необжитых местах? Скорее всего, в таких условиях всякий спешит засветло дойти до ночлега. Вот наконец-то под вечер улыбнулась маленькими, еле мерцающими огоньками маленькая деревушка Фадюшино, она уже уткнулась в ночную синь. Рано наступает в наших краях ночь с ее ярко-светлыми звездами, тишиной, необъятным небесным простором. В первый день пути прошла со мной мама почти 20 километров. Когда хотела пить, ела чистый снег. Остановилась на ночлег в Фадюшино у незнакомых людей, которые, жалеючи, пустили переночевать женщину на сносях. Уснула конечно же сразу крепким сном, а утром обнаружила, что такие желанные три метра товару кто-то украл из-под головы. Хозяева избы начали горевать вместе с ней и хлопать себя по бедрам.

– Наверное, соседка тяпнула, это она нечистая на руку.

Мама, поняв, что искать потерю бесполезно, «завыла горьким горячим» и начала подвигаться к дому с пустыми руками. Хоть слезами горю не поможешь, но повоешь – легче станет. «Кто взял грех на душу, пусть с ним и живет», – рассудила она.

Второй день пути был более тревожный, чем первый. Начала ныть спина, очень хотелось есть. За украденный товар ее даже не попотчевали, как следует. Дул легкий ветер, поземка переметала дорогу. Мороз бодрил, румянил щеки, щипал. Кончики пальцев рук и ног начали подмерзать, так как идти быстрым шагом не было сил. Мама не знает еще, кого несет под своим сердцем: сына или дочь. Сын – это хорошо, в наших суровых краях жить с сыном легче. Будет дрова на зиму припасать, рыбу ловить, но ей хотелось дочь, она ближе к матери. Будущая наша жизнь вся на воде вилами писана, до этого еще много воды в Туре утечет, надо сперва благополучно разрешиться, а теперь до деревушки Старой Шишкиной дойти. Там жила мамина родная сестра Матрена, пятью годами старше. «У Моти и передохну», – подумала она. Но, пройдя час-другой, ей нестерпимо захотелось полежать, а потому пришлось по пути зайти к знакомым в деревню Моторина. Добросердечная хозяйка дома приветливо встретила женщину.

– Опнись [1] Опни́сь – остановись, сядь посиди, отдохни. , Лизуха, ты ведь не простая идешь, с ношей. Полежи на лавке.

И хозяйка предложила под голову непрошеной гостье подушку. От тепла, приюта наша путешественница разомлела и быстро заснула. Когда проснулась, ей предложили поесть «что Бог послал». Завязался разговор.

– Откуда и куда ты качаешься и не боишься, что дорогой прихватит?

– Мне на неделю декрет на лесозаготовках дали, вот и продвигаюсь к дому.

Хозяйка тем временем внимательно посмотрела на маму.

– Ты ведь первородок и еще ничё не знаешь, а мы, бабы, народ терпеливый да безответный, не зря ведь пословицу придумали: «Куда черта не понесет – туда бабу надо послать».

Мама с этим согласилась:

– Так оно и есть. Вон у меня товар из-под головы утащили и хватай-имай, я ничё и сказать не могла на это.

– Ага. В твоем положении всем попустится, лишь бы самой заживо ноги унести. Наплюнь уж, Лиза, на товар, береги свою кровиночку – ее тебе уж недолго осталось нести. Верю, не дай Бог никому на худого человека натакаться. Худого человека не научишь. Идет такая война, горя да слез в каждом доме, хоть отбавляй, забот – полон рот, а тебя еще и свои нагнут. Ладно, не страдай, Лиза, переживем, не это еще люди переносят. Зато много трудодней, наверное, заробила?

– Там много не заробишь, лишнее не запишут, да кормил нас колхоз. Везде ведь счет да выкладка. Нормы на трудодень высокие, еле я их выполняла с брюхом-то. А будь что будет.

Вспомнили еще десятников, которых понужать да шпиговать «нашего брата не учи, они на том коне сидят…». Хозяйка в беседе не спускала глаз с гостьи и смекнула, что ее пора выпроваживать из дома.

– Иди, Лиза, с Богом засветло к сестрице, а то дорогой прижмет, не дай Бог, чё тогда станешь делать? Вся жизнь насмарку пойдет, да не одна.

Марья перекрестила маму и с опаской отправила за порог. Вечерело. Мама вздохнула, перекрестилась: хоть бы дал Бог благополучно до сестрицы Матрены добраться.

– Мотя у нас хорошая, и Тихон, ее муж, – председатель другого маленького колхоза, мужик умный и рассудительный, хорошо меня примут, знаю.

Она шла медленно и пыталась представить свою дальнейшую жизнь. В сложившихся обстоятельствах ничего хорошего не сулила ей судьба. Ей отлично виделась обреченность на вечное одиночество. Будущая роженица глубоко дышала. Тяжелые думы одна за другой наваливались на нее. Она уже чувствовала, что эта война возьмет Серафима. Вечно бывает так, что в глубине любви познается и час разлуки. «Серафим молодой, неопытный. Не такие мужики головы сложили, вон сколько в деревне похоронок получили, а по душе уже не найдешь, и буду я без любви, заботы одна вековать. О нет, сейчас уже не одна». Ребенку как будто передались ее мысли, он дернулся, начал вести себя беспокойно и мешал ускорить шаг. «Видно, мерзнет, – решила она, а сама продолжала разговаривать с собой: – Вот рожу, и в небе новая звезда вспыхнет. В нашем селе издавна считали, что если человек родился, то на небе загорелась новая звезда, а если умер – погасла». Помню, как часто смотрела я на небо и думала: а где там моя звезда?

Итак, мама все еще идет одна по лесу. К вечеру мороз усилился, подул ветер, нагнал черных туч и вконец перепугал одинокую женщину в тягостях. «Надо продвигаться быстрее, – приказывала она себе. – Хоть бы успеть до темноты в Шишкину доползти. Там переночую, а уж завтра, Бог велит, буду дома». Неожиданно белым пухом повалил снег, впереди ничего не стало видно, только одна белизна кругом. Тут останавливаться нельзя, в таких случаях можно у родного дома закружиться и заплутать. Хорошо, что до деревни рукой подать. Неожиданно деревня стала подавать свои житейские зимние звуки: скрип полозьев саней, цоканье копыт лошади, визг пилы.

Ей хотелось распрямить спину, а еще лучше – лечь, она уже видела, что живот опустился низко. А вот и огни старошишкинских избенок. Она неторопливо занесла себя и свою ношу в дом. В печи трещали дрова, было тепло и уютно. Сразу после ужина ей нестерпимо захотелось спать. Ночью ребенок начал вести себя беспокойно, видимо, просился в этот мир. Какое-то время сон не шел, и она стала перебирать в памяти женские имена: «Если будет девочка, то назову ее Руфой или Розой». С именами другой половины человечества не успела определиться, ее свалил сон.

Утром к ней обратился с просьбой Тихон:

– Лиза, подлатай мне сеть. Давно на тебя надеюсь. Ну-ка, щука крупная ушла, сеть всю испортила, зубы у окаянной острые.

Мама охотно взялась за эту работу, она была когда-то для нее привычной. Все рыболовецкие снасти знала, но обнаружила, что руки ее загрубели и отвыкли от женского дела.