Татьяна Свичкарь - Уходить будем небом

© Татьяна Свичкарь, 2019

ISBN 978-5-4496-7819-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Лиза говорила – когда болеешь, надо себя немного полюбить. Пожалеть. Вот прямо так – погладить по головке. В молодости легко было на это забить, и держаться – хоть одной рукой – за хвост того, что казалось главным.

А в последние годы, когда я болтаюсь между «ягодкой опять» и предпенсионеркой («спасибо» власти за новое слово), я поняла, что эта передышка мне сейчас нужна, просто необходима. Иначе встать будет очень трудно. В юности как бы ни болел – веришь, что выздоровеешь. В моём возрасте каждый недуг воспринимаешь, как последний. И заболев, в первые, самые несчастные дни, когда горло будто ободрано наждаком и горит, а из носа, стоит только наклонить голову, капает мерзкая прозрачная водичка, я надеваю тёплые, толстые, Лизой же связанные носки. Они красные с белой оторочкой, и на них вывязаны олени. Они тёплые как валенки. Я надеваю тяжёлый и мягкий махровый халат, завязываю горло шарфом и иду на кухню готовить суп.

Лиза сказала – главное, что должно быть у больного человека, это суп и чай. Горячий суп, полная глубокая тарелка, даже не тарелка – пиала, налитая до краёв. Дымится куриный бульон с домашней лапшой. Он золотисто-зелёного цвета, я ещё петрушку туда режу. А чай у меня с чабрецом и имбирём – горячий пар в лицо. Пахнет летом.

И лежать потом в постели, и жалеть себя, и не вставать. Читать, лениво блукать по интернету, не торопить своё здоровье, ждать, когда силы начнут возвращаться.

Это так надо поступать.

Так какого же простите… я, ощутив себя больной, попёрлась в десять часов вечера на набережную, со слезящимися глазами и фляжкой с коньяком? Да, про нарезанный лимончик забыла сказать. Я ещё и лимон прихватила.

Это, может, где-нибудь в больших курортных городах, на набережной и зимой есть жизнь. Огни горят, люди прогуливаются, кафе какие-никакие работают, хоть кофейни… А у нас весь посёлок, где живут люди – он вдали от моря. А рядом с морем только гостиницы и всякие гостевые дома, которые сейчас абсолютно пустые. И берег кажется вымершим. Женщинам страшновато сюда приходить, даже если они вдвоём или втроем. А уж одной…

Я сажусь в самом красивом месте – летом эта лавочка всегда занята. Она стоит набережной у парапета, сделанного из грубого камня. За спиной у меня понимаются молодые пушистые сосенки. Это место хорошо ещё тем, что отсюда все видно: и длинный, пустынный сейчас пирс, и яхты с высокими мачтами, стоящие в гавани. И узкую речку Ахо, впадающую в море. Перейти Ахо можно или по широкому каменному мосту, похожему на дорогу, или по узкому, навесному мостику, который качается под ногами. Летом я всегда выбираю пружинящий мостик. Мини-экстрим, ощущение полноты жизни.

И набережную отсюда видно – там никого, только гостиницы с тёмными окнами, запертые кафе, фонари. А внизу пляж – и бескрайнее, действительно чёрное сейчас море. В это время года оно властное, оно показывает свой нрав, и у берега буруны, а там, под водой – своя жизнь. И задуматься страшно: что сейчас там? С этим связан мой самый безумный поступок, потом расскажу.

Над морем висит луна. Полная. Я читала когда-то, а потом почти позабыла волшебные названия лунных мест – Море Дождей, Море Радуги… Но помню какой-то детский ошеломляющий восторг, когда мы засиделись у подруги Наташки, и ей десятилетняя дочка дала мне посмотреть в свой детский телескоп «Умка». Я долго была безнадёжно тупой, всё водила и водила этой трубочкой, в которую нужно смотреть. Только ночь, только тьма. И вдруг всё осветилось. Это в глазок вплыла Луна. Она была такая яркая, такая сказочно жёлтая! На ней – те самые кратеры. Вы не представляете – как это здорово – самой увидеть кратеры, понять, что они и вправду есть! Одно дело – на фотографиях, другое – собственными глазами. И этот огромный каменный шар висел в воздухе ни на чём. Я смотрела на Луну, и на ней не было ни одного человека в тот миг, когда мы с ней переглядывались. Она была именно такой, какой я её видела: здесь и сейчас.

Итак – море, над морем – Луна со своими морями, а в шестигранной клумбе, которая отделяла меня от парапета осталась только трава – высокие сухие стебельки, тонкие и призрачные – между мной и Луной. Такая вот картина маслом.

Летом здесь, на набережной, всё сверкает и горит. Вот тут, в двух шагах от того места, где я сейчас сижу, устраиваются торговцы разными разноцветными штуками. У них на прилавках переливаются горы огоньков, по асфальту разбегаются тысячи разноцветных брызг. Рядом продают черешню, абрикосы, персики. Те, кто ехал сюда, чтобы наесться южных фруктов – разочарованы. Армяне – а почти все торговцы армяне – не уступят и рубля. Облизывайся на эти персики! Дымятся шашлыки над красными углями мангалов. Рядом с ними особенно уютно стоять – эта волна тепла, этот запах жареного мяса… А то возьми себе тарелочку. Унеси вон туда, под дуб своё сокровище. Баранину, маринованный лук, кинзу… И кружку пива. И сиди с друзьями за столиком хоть до полночи.

Даже ночное море летом не чёрное – в нём отражаются огни. А ещё на набережной – ежевечерний карнавал. В небо взлетают качели. Они здесь особенные – все в цветах, перевиты цветами. Кажется, что девочка качается на гирлянде роз, как маленькая индийская принцесса. Из каждого кафе несётся – своя музыка. В каждой таверне —занавесы из огненных нитей – красных, синих, золотых. Сверкают, вспыхивают и гаснут. И люди, люди, люди… Подпевают, подтанцовывают, кружатся в этом водовороте мелодий и слов.

На большом воздушном шаре

Мандаринового цвета…

А вот тут на пирсе – летом сидят рыбаки. И у них тоже горят огоньки – на длинных удочках. Нетерпеливые, отчаянно смелые кошки – почему-то все, как одна без хостов, спускаются по камням к самой воде и, переминаясь с лапы на лапу, ждут – вдруг удастся сорвать с крючка рыбку в тот момент, когда она только мелькнёт в воздухе? Впрочем, им и так мужики кидают свой улов, если рыбешка попалась мелкая, не стоящая внимания.

– Мяу!

Батюшки, по парапету ко мне спешит кот, принюхивается. Откуда он здесь взялся? Кто его тут кормит зимой? Кот пепельный, а хвост полосатый. Впрочем, зверь не худой, значит, его всё же кто-то жалеет, угощает. Может, сторож одной из гостиниц.

– Что ж тебе дать? Не лимончик же предлагать…

Кусочек лимона кот отвергает, но начинает яро тереться о протянутую ладонь. Я наливаю себе рюмку коньяка, и вспоминаю, что простужена. Февраль, и я изнемогаю от зимы…

Я хочу уже весну! Её нежное тепло. Когда так остро чувствуешь жизнь, что даже дышать больно от счастья. А февраль – ещё очень тёмный месяц. Страстная пятница года. Непонятно, будет ли прибавляться день? Пока незаметно. Воскреснет мир для новой весны или нет?