Татьяна Свичкарь - Уходить будем небом

Крепости было много веков. Когда-то воины и мирные жители выглядывали отсюда, с вершины мыса вражеские или дружеские корабли. Они видели совсем другое, чем я. Ведь на берегу тогда никто не жил. Мне открывался вид на наш посёлок, на гостиницы под зелёными и красными крышами, стоянку яхт, пляж. Иногда сюда доносились даже голоса, звучавшие в рупор – отдыхающих приглашали на морскую прогулку, звали покататься на катамаране или «банане».

Но и я, и древние, видели «бездну» – вернее, уходящую вдаль отмель, и её границу, где море меняло цвет, где отмель обрывалась в глубину.

Сюда, под защиту крепостных стен, хорошо было уходить летом, когда посёлок переполнен праздными отдыхающими, которые фланируют по улицам и паркам, озираясь – чем бы ещё себя развлечь? Что бы ещё увидеть интересного? Когда впереди долгий летний день, можно наведаться сюда, где почти наверняка никого не встретишь, ничего не услышишь, кроме пенья птиц, стрекота кузнечиков в сухой траве, шума листвы, похожего на убаюкивающий шум моря и шума самого моря.

Но что там, на мысе, на «моём» месте, делать сейчас, когда море ворчит глухо и зло, и никто не рискнёт ступить в его ледяные волны?

Человек сидел рядом со мной, наклонив голову. Я отметила хорошо сшитое пальто из дорогого чёрного материала, мягкую шляпу. Перчатки – черт побери! – перчатки. Актёр погорелого театра, выходец из 30-х годов прошлого века. Но когда он посмотрел на меня – это был серьёзный, немного ироничный взгляд. Он не видел в такой прогулке и в такой одежде ничего странного. Он недоумевал – почему я не хочу идти? Ему это было просто – словно щелкнуть по клавише компьютера и перенестись в другое место.

Я снова достала фляжку с коньяком, отвинтила пробку, она же рюмка, налила полную и выпила в несколько глотков.

– Ну, пойдёмте, – сказала я

Наши шаги по набережной звучали – казалось мне – не просто громко – этот звук разносился по воздуху. Набережная была пустынной, безжизненной в это время года, и в этот час. Мне невольно вспомнился театр, опустевший после ухода зрителей. Гостиницы, кафе – всё это были декорации, нужные во время «спектакля» – летом.

Но набережная осталась позади, а впереди была дорога, совсем тёмная, идущая вдоль гор.

– Вы всю жизнь тут живёте? – после продолжительного молчания спросил гость.

– Да, – я задумалась, припоминая. Уезжала, конечно. И по делам, и когда нападала тяга путешествовать – иногда, как взбалмошная птица рвалась куда-то, казалось, что без путешествий на одном месте жить – это впустую твой век проходит.

– А чем вы занимаетесь? – был следующий вопрос.

Хорошо, что не добавил «по жизни». Говорят, что только филологи в этом отношении нервные. Но за какую-нибудь «вкусняшку» или «по жизни» мне тоже хочется убить.

– Пишу статьи на заказ. Сегодня о тиграх, завтра – о лечении кашля, послезавтра – о пятизвёздочных отелях где-нибудь на Самуи. Заказывают через интернет. Мне же надо себя кормить. А осенью, когда все разъедутся… может быть, и я отправлюсь бродить.

Этот способ путешествий я открыла несколько лет назад, когда поняла, что денег на дальние странствия нет, и не будет. Я исходила наш край вдоль и поперёк – то держась берега моря, то углубляясь в горы. От посёлка к посёлку, от города к селу. Осенью, когда постояльцев было немного, частники охотно пускали квартирантку даже на одну ночь. Я навещала любимые места и открывала для себя новые. Вставала на рассвете и шла, пока были силы. А потом засиживалась до глубокой ночи под звёздным небом, разговаривая с новыми знакомыми, которых подарила дорога.

Гость покивал и продолжал шагать, глядя перед собой. Чувство, что мы идём по опустевшей сцене, прошло. Теперь вокруг была только ночь, и всё сделалось нереально, как во сне.

Я думала, что какой-нибудь сторож да остался на турбазе, и нас обязательно окликнут. Но я ошиблась… отчасти. В домике у входа горел огонь. Я сделала знак спутнику, и мы постарались идти как можно тише.. Но когда мы уже почти скрылись за поворотом – а там до тропинки, ведущей на мыс – рукой подать, сторож всё-таки вышел на крыльцо.

– Женщина, эй! Куда собралась?

Я повернулась и беспомощно развела руками. Почему только я? Что ж, он только ко мне придрался-то? Мужская солидарность?

– Гуляю вот… нельзя разве?

– Куда ж это ты гулять намылилась? – решил уточнить он, заметив, что мы заворачиваем на дорожку, ведущую к лесу, – Там никого нет, случится с тобой чего, с кого спросят?

– Я лунатик, – сухо сказала я, – У меня есть справка. В скорой и в психушке меня хорошо знают, так что вы не будете в ответе.

Он потянул носом:

– Судя по запаху, тебя и нарколог хорошо знает.

Я повернулась к своему спутнику и пожала плечами:

– Видите, что приходится выслушивать? А я всего-то лечусь коньяком от гриппа.

– Ну, ты, тётка, и набралась…., – охранник махнул рукой и отстал.

Я думала, что здесь, на этой дороге, ведущей сквозь лес, будет совсем темно – хоть ощупью иди. Но удивительным образом я продолжала всё видеть – и силуэты деревьев, и вот уже – мост.

– А почему вы любите сюда приходить? – спросил мой спутник.

Ну, как ему объяснить? Вот попробуйте, например, человеку, который далёк от литературы и никогда не сочинил рассказа даже на одну страничку, объяснить – почему хочется сочинять не летом, а в феврале или марте. Когда бурлит кровь от дерзости и тревоги пробуждающегося мира… Я могла бы объяснить ему, что только здесь чувствую связь времён. И значит – ощущаю себя на своём месте.

– Сейчас увидите, – сказала я.

Снегу тут, на вершине, было всего ничего. Неожиданно для гостя я свернула направо. Он двинулся за мной. Я вывела его к крепостной стене, села на один из камней, и жестом предложила ему сесть на другой. И указала на панораму, открывшуюся перед нами. Море, небо и луна тут не украшали пейзаж, они были хозяевами, а мы – у них в гостях. И лунная дорожка бежала как раз над бездной.

– Хорошо-о, – выдохнул он.

Мы – помолчали. Я – наслаждаясь возвращением в то место, которое считала подлинным своим домом. Он молчал по-другому, словно на что-то решаясь.

– Если вы хотите путешествовать, – сказал он, – Побродить по округе… Идите сейчас. Этому миру – вашему миру – осталось жить две недели.

– Да? – я даже не особенно вдумывалась сейчас в то, что он сказал, – У вас было видение? Вам явился архангел Гавриил и сказал (я перешла на загробный голос): «Этому миру жить четырнадцать дней?» Или предпочитаете фильм «Звонок» и змеиное шипение из телефонной трубки: «Оссталоссь…. – скока там? – дней».

– Мне не нужны архангелы. Это написано во всех наших учебниках.

Глаза у него были светлые-светлые. Мне даже захотелось потрогать его спину – нет ли там крыльев? Может, он сам… оттуда?