Владимир Козлов - КГБ-рок

Вечером во вторник 20 апреля я находился в сквере у памятника А. С. Пушкину. Я и еще несколько ребят сидели на лавочке, разговаривали и курили. Некоторых я знаю по именам, некоторых – только по кличкам. Во сколько точно появились парни в черных рубашках, я сказать не могу, часов у меня не было. Никого из этих парней я не знаю, и раньше я их не видел. Откуда точно они пришли, я тоже сказать не могу, потому что был занят разговором и не обращал внимания. Когда они стали кричать, мы все повернулись и слушали. Больше всех кричал один парень, но точно его слова я не запомнил. Он кричал что-то насчет фашизма, но я в этом не разбираюсь, и мне это неинтересно. Потом они все закричали „Хайль Гитлер” и стали поднимать руки вверх, как немцы в фильмах про войну. К ним подошел милиционер и что-то говорил. Потом милиционер ушел, и они все тоже разошлись. Я с ребятами находился в сквере еще часа два. Эту тему мы не обсуждали.

С моих слов записано верно.

Коробов С. С.»

«Гор. Москва, 23 апреля 1982 г.

Протокол допроса свидетеля Николаевой Екатерины Юрьевны, 1963 г. р., русской, члена ВЛКСМ, студентки второго курса Московского историко-архивного института, проживающей по адресу: город Москва, улица Абрамцевская, дом 5, кв. 68.

20 апреля после 17 часов вечера я находилась в сквере у памятника Пушкину со своими друзьями и знакомыми. Мы всегда там сидим на одной и той же лавочке, на другом конце собираются панки, рядом с ними рокеры. Иногда еще приходят футбольные болельщики, но только после матчей, и своей конкретной лавки у них нет, они садятся, где придется. Но их обычно много, поэтому на лавку они все равно не поместились бы. Часто они просто стоят у фонтана, но в тот день их не было. Мы с моими друзьями и знакомыми общались, потом увидели группу молодых людей – в черных рубашках, с повязками. Я не сразу заметила, что на повязках у них свастика. Мы прекратили разговоры, стали слушать, что они кричат. Один парень говорил про то, что фашизм мог бы спасти Россию от коммунизма или как-то так, я точно сказать сейчас не могу. Никого из них я раньше на Пушкинской площади или где-нибудь в другом месте не видела и точно их внешность не запомнила. Они несколько раз вскинули руки в нацистском приветствии, а потом разошлись. Мы все удивились, и никто не понимал, кто они, откуда и чего хотели.

С моих слов записано верно.

Николаева Е. Ю.»

Юрченко собрал протоколы в стопку, положил в папку, закрыл ее, завязал.

– И где они все теперь? – спросил Юрченко у начальника отделения. – Отпустили?

– Да. А на каком основании мы могли их держать?

– Голь на выдумки хитро выебана, – сказал Кузьмин. – Никто ничего не видел. Пацаны как из-под земли вылезли, а потом обратно сквозь землю провалились.

Юрченко, Кузьмин и Осипович сидели в своем кабинете. На газете стояла бутылка водки, лежала закуска: нарезанная колбаса и хлеб.

Юрченко налил водки в граненые рюмки. Они чокнулись, выпили.

– Главный вопрос: какая у них была цель? – Юрченко задрал очки на лоб, потер глаза. – Чего они хотели добиться? И кто вообще подал им идею подобного выступления? Сами додумались, или кто-то ими руководил?

– Ясный пень, кто-то руководил, – сказал Кузьмин, жуя колбасу с хлебом. – Никогда не поверю, что пацаны сами устроили манифестацию. Может, даже кто-нибудь из цэрэушников причастен. Надо отправить запрос в «Десятку»…

В дверь постучали.

Заглянул мужчина немного за тридцать, с высокими залысинами и глубокой складкой на лбу. Все трое заулыбались.

– Дима, откуда у тебя такой особый нюх, а? – спросил Кузьмин. – Не успели разлить, а он уж тут как тут… Ладно, хер с тобой, бери стакан и садись. – Кузьмин махнул рукой в сторону подоконника, на котором стояли стаканы, чашки и две банки – с медом и вареньем.

Дима подошел к подоконнику. Кузьмин взял бутылку, налил в три рюмки.

– Что ты там дрочишься? – спросил он у Димы. – Рюмок больше нет. Бери любой стакан.

Дима отвернулся от подоконника, держа в руке большой стакан в подстаканнике.

Юрченко, Кузьмин и Осипович заулыбались.

– Ну, ты раскатал губу, конечно, – сказал Кузьмин. – Может, думаешь, мы тебе полный нальем?

Он взял у Димы стакан, вылил в него остаток водки, поставил бутылку на пол.

Кагэбэшники чокнулись, выпили.

– Знаете, что надо делать, чтоб хуй хорошо стоял? – спросил Дима. – Мазать медом! Я вам точно говорю – сам пробовал…

– Ёб твою мать! – крикнул Кузьмин. – Ты совал хуй в нашу банку с медом?

– Ты что, Игорь?! Ничего я туда не совал!

– Все равно, выкиньте ее! Я больше мед оттуда есть не смогу! И ты тоже пиздуй отсюда – водки больше нет. И так скажи спасибо, что налили.

– Государственная пропаганда нужна, – сказал Осипович слегка нетрезвым голосом. Он, Юрченко и Кузьмин стояли у круглой стойки с кружками пива. – И всей правды народу, конечно, не обязательно знать. Потому что мы решаем долгосрочные задачи…

Юрченко хмыкнул.

– Долгосрочные задачи – это, конечно, хорошо. Но вот смотрите, Александр. Мы вроде как должны были построить коммунизм еще два года назад. Но не построили. А почему?

– Коммунизм – это цель, – Осипович глотнул пива, посмотрел на Юрченко. – Но на этом этапе гораздо важнее достижения народного хозяйства при сохранении всех положительных преимуществ социализма…

– Но в принципе коммунизм возможен?

– В принципе, да.

– А вот поясните мне тогда, пожалуйста: какая экономическая основа у коммунизма? Вот сейчас, при социализме, у нас плановая экономика: Госплан планирует, сколько, например, нужно выпустить носков, трусов и бутылок водки, а промышленность старается выполнить план. А как будет при коммунизме? Сейчас у нас «каждому по труду». А при коммунизме должно быть «каждому по потребностям». Так вот мне интересно – чисто экономически – кто эти потребности будет определять?

– Мужики, кончайте, бля, вы эти разговоры, – Кузьмин взял бокал.

Юрченко и Кузьмин подняли свои. Они чокнулись, сделали по долгому глотку.

– Нет, мне правда интересно, – сказал Юрченко. – Как это будет работать? Вряд ли я доживу, но все же… «Каждому по потребностям». Допустим, зашел ханыга в пивную, и у него вроде как есть потребность: выпить пять кружек пива. Он их взял бесплатно, выпил – и тут же обоссался. Вот вы объясните мне – это коммунизм или нет?

Все трое засмеялись.

Рядом с Лизой за столом в большой комнате с лепниной под высоким потолком сидел Гоша – парень лет двадцати, в черном фраке с позолоченными пуговицами и ярко-красной рубашке.

Всего за столом сидели человек двадцать пять, ели и пили портвейн, разговаривали, перекрикивая музыку, – из импортных колонок, подвешенных в углу над диваном, звучал альбом Брайана Ино“ Before and After Science”.