Сергей Чугунов - HumorНём, или Подурачимся. Бичуемъ смѣхомъ пороки, съ кими нѣсть лезно ратитися

Когда на землю снизошла печаль
по прожитому лету. Появилась
толпища баб, и нетерпения печать
на лицах их усталых проявилась.
Они галдели – кончилась весна,
и лето незаметно пролетело,
а им, бедняжкам, было не до сна,
а мужикам их было не до тела.
Что осени печальная пора?
Когда ещё к стогам на сеновале
с дружками не протоптана тропа,
и юбок ни одной там не порвали…
А где же мужики, а как, а с кем?
С бутылкой обнимались в кабаке…

Вчера всю ночь природа веселилась,
и со стола заоблачного на…
…живительною влагою струилась
смесь горьких слёз, и пота, и вина.
И в сей ночи, подначитавшись плотно
стихов пьянящих, заплутал чудак…
Зарёванный, облёванный и потный
домой он притащился кое-как.
А там ждала его мечтаний дева,
что прозно нарекается женой.
И во дворце, подобьем жалком хлева,
его стучали о главу стеной.
Когда, как хмель, развеялись стихи,
сей муж родил два звука «ха» и «хи» !

Струной звенит извилина в пустой,
как стадион в ненастье, голове…
Плывет диван по сморщенной Неве,
на нём девúца килограмм на сто
сидит себе, поёт и ловит рыб,
к лодыжке голой привязав лесу.
Дождём прорвался на седьмом часу
чумазой тучи язвенный нарыв.
Всё затянуло липкой пеленой —
и дéвицу, и реку, и диван…
О, чёрт, вчера я вроде был не пьян,
с чего ж звенит извилина струной?
Настал сентябрь… Осеннее похмелье
спешит на смену летнему веселью.

У парадной тёмной и сырой
крыса очень грустная сидела,
на прохожих жалобно глядела
и трясла облезлой головой.
Но прохожий люд к страданьям глух…
Вскоре, преогромнейший мужище
пнул её немытым сапожищем —
и бедняжка испустила дух.
Как ужасна драмы сей короткость —
длилось всё каких-то полчаса.
И изображения сверхчёткость,
набежав, на нет свела слеза.
Жизнь печальна – коли в каждом переулке:
крысы бегают или шастают придурки…

I
Сболтнёте с дуру что – совет Вам:
прикиньтесь пьяным – право, это
людей не мало
от гибели спасало
и уводило от ответа…

II
Да, без поллитры кто ж поймёт:
Кто? Где? Зачем? Куда ведёт?
Недаром
винным перегаром
от всех политиков несёт.

III
Когда ж правитель глуп иль глух;
когда закон не крут, а сух —
бегут туда глупцы
и мудрецы,
где пьют и до, и после двух.

IV
Да, нету истины в вине
(сказать по правде нет и вне),
но как светлеет голова,
едва
увидишь трещинку на дне.

V
Но, если чуть-чуть переберёшь
и оппонента не найдёшь,
кто мог бы возражать
и уважать —
Чёрт тут как тут, едрена вошь.

VI
Любой из нас, кто пьяным был,
две адских боли пережил —
одна сначала:
«Выпил мало!»,
с утра другая: «Что ж я пил?»

VII
Врач дал совет (ну ты скажи!),
чтоб долго жить до ста, кажись:
«Не пей до дна
ни водки, ни вина…»
Да разве это будет жизнь?!

VIII
Не знавший радости ни дня —
жить трезво – то не про меня…
О нет,
я б даже сотню трезвых лет
на пьяный день не променял.

IX
Герой, зовущий за собой
во имя истины на бой,
кому она нужна? —
налей вина,
садись к столу, господь с тобой…

X
Сегодня истинно одно,
а завтра – новое кино…
Жизнь бьёт ногой;
Нет истины другой —
старей, чем старое вино!

XI
Ты за любовь и ласку – кукиш! —
меня, о Женщина! не купишь,
Скажу: «Равно…
что водку, что вино!» —
на твой вопрос: «Кого ты любишь?»

XII
Когда воротишься домой
чуть-чуть не трезв, слегка больной —
то вместо ласки и любви,
увы,
и брань, и «дрянь» … О, боже ж мой!

XIII
Ворчит подруга: «Где ты был?»,
«С кем спал?», а уж потом: «Что пил?».
Ответ простой:
коль есть и «где» , и «что» —
на «с кем» уж не хватает сил!

XIV
Вино ни истина и ни жена,
а как правдива и нежна
его искрящаяся влага;
и благо —
что нескончаема она!

XV
Я напряжённо-запряжённо жил,
но как ни торопился, ни спешил —
всё ж кое-что откладывал на завтра…
Внезапно
всё изменилось – я откладываю жир.

XVI
Таскал я камни, горестей не знал,
как мой желудок ни закуски, ни вина…
Без шуток!
Теперь работает желудок,
зато болят и руки, и спина.

Папаша Месяц выгнал звёзд табун
пастися на небесный, блин, лужок…
Мне не до звёзд! Кишечник поднял бунт,
и я спешу в укромный уголок.

Среди богинь, что в наготе застыли,
я в час вечерний «подшофе» гулял.
Себя спросил: «Вот так же можешь ты ли?»
И, сняв трусы, полез на пьедестал.