Лоя Ксеанелис - Из-под стола

– Да уж, смешное детство!

– Смотри! Наша старая больничка работает. Частенько же приходилось сюда заглядывать. Сейчас в Москве к ведомственной поликлинике прикреплены. Лёка там же. Перевела, как только та в садик пошла. Когда дочке два годочка стукнуло, помню, она уши застудила, гной потёк. Поздно я поняла причину её слёз, раньше на характер плаксивый пеняла, неопытной, невнимательной мамкой оказалась. Наша фельдшер прописала колоть антибиотики три раза в день. Намучилась с ней крепко: с работы не уйдёшь, денег мало, в ясли дочку не берут с больными ушками. У матери с ногами обострение, могла только сидеть, не вставала, пришлось малую в коляске держать, чтоб старушка присматривала, укачивала. Утром младенца в медпункт заброшу, ей укол сделают, сразу со всех ног домой несусь, коляску матери толкну навстречу, и на электричку. В обеденный перерыв туда-сюда успевала обернуться да вечером, перед самым закрытием, заскочить. По целым дням с мамой коляску друг другу перекатывали. Хорошо, не совсем запустила, вылечили ушки, а могла бы дочери слух испортить.

Под тихий разговор подруг Лёка стала засыпать, сидя в санках. Ей снились странные птицы с головами мамы Зои да бабы Лены, со стороны в них врезалась незнакомая голубица, которая хватала птичку-бабушку и тащила-тащила к себе, а птичка-Зоя жалобно кричала, плакала, потом разворачивалась, летела прочь, попадала в тень чёрной вороны с головой бабы Кати, её окутывало большое облако вонючего дыма от папирос, и та уводила птицу-Зою прочь, а следом летел воронёнок с головой тёти Светы, жалобно стеная. Вновь появлялась птица-бабушка, выкликивающая дочь. Но та её не слышала совсем и улетала всё дальше и дальше, сопровождаемая вороной.

Сквозь сон послышался встревоженный голос матери:

– Лёка-то дремлет, убаюкали дитятю нашей болтовнёй! Обедом надо покормить, пока окончательно не разморило ребёнка. Всё. Мы побежали домой! Дочь, проснись, не засыпай!

Вечером девочке удалось немного повозиться с отцом, когда тот вернулся с работы, что бывало нечасто.

Спать Лёку уложили рано.

Утром в понедельник Лёку разбудили затемно, они торопились на электричку, девочку отправляли в садик на неделю. Мороз утром заметно окреп, ребёнка одели тепло, поверх пальтишка повязали большой тёплый платок крест-накрест. Мать шла по дороге, тянула санки за собой, нагибаясь вперёд, борясь с порывами встречного ветра.

Лёка завалилась на спину, её маленькие ножки и тело до пояса укутали в байковое одеяльце, хотелось спать, сквозь неплотно прикрытые веки малышка разглядывала звёздочки, изредка появляющиеся в разрывах серой пелены тяжёлых туч. Вьюга усилилась. Снежинки облепили платок, неприятно холодили лицо маленькой сони. Девчушка, освободив одну ладошку в малиновой варежке из-под платка, попыталась поймать плывущие в свете дорожных фонарей искрящиеся кристаллики, хотелось рассмотреть их узоры поближе, не успела – чьи-то услужливые руки помогли матери втащить санки с дочкой в последние двери последнего вагона за минуту до отправления. Поезд тронулся.

Свободных мест в электричке на конечной станции всегда было много. Они устроились у окна, санки задвинули под лавку. В тёплых руках мамы Лёка мгновенно уснула, её разбудила поднявшаяся суматоха по прибытии в Москву; сплошная стена людских тел, качнувшаяся к выходу, казалась монолитной. После тёплого воздуха в вагоне, нагретого людским дыханием, на улице мороз показался злее.

– Дочь, давай договоримся! В детском садике не нужно говорить о ночной рвоте. Всё прошло, но в группу могут не взять. У меня аврал на работе. Если уйду на больничный, не смогу купить к следующим выходным твою любимую помадку да клюкву в сахаре. Поняла, дорогая? Будь умницей! А семечки больше не получишь, пока не подрастёшь.

Они зашли за тяжёлые ворота, отгораживающие детский двор от городской суеты. Сейчас створки на время распахнули, хотя их всегда держали на железном запоре под замком. Унылая территория, зажатая со всех сторон многоэтажными домами, встретила тишиной. Сюда водили на прогулку группы. У самой стены в углу рос огромный дуб, под ним расположилась песочница, еле угадываемая в снегу, зато летом заполненная по самую кромку песком. Рядом притулилась старая лавка, кем-то очищенная от снега, облупившаяся краска сползала с неё ошмётками. Через узкий проход дорожка выводила ко второму дворику, такому же скучному – место прогулки старших детей. Несмотря на кажущуюся серость окружающего пространства, дети любили прогулки, воспитателям всегда удавалось увлечь подопечных весёлыми играми. Зимой любимым развлечением становились игры в снежки, постройка крепости, ледяной горки да разных фигур из снега, заняться было чем, фантазии у любимой воспитательницы Ольги Сергеевны хватало. Летом же, пока не отбывали на дачу, детей занимали подвижными спортивными соревнованиями, догонялками.

Раздевалка находилась в полуподвальном помещении. Женщина быстро сняла с дочери верхнюю одежду, спрятала вещи в шкафчик с нарисованной белочкой, по деревянной скрипучей лестнице поднялись в приёмную. Передав девочку в руки Ирины Петровны, мать присела на стул. Лёке строгая медсестра разворошила волосы, проверяя отсутствие вшей; осмотрела ладошки, послушала грудь металлической головкой висящего не шее прибора; сунув холодный шпатель в рот, заглянула в горло; закончив осмотр, посадила мерить температуру. Лёка побаивалась суховатую Ирину Петровну, её мама тоже. Девочка заметила, как Зоя тихо подошла к медичке со спины, сунула в боковой карман белого халата шоколадку, лёд на лице строгой дамы тут же растаял, от смущённой улыбки на бледных щеках появились две симпатичные ямочки.

– Всё в порядке! – спешно объявила она. – Можете идти в группу.

По отполированной детскими ногами лестнице поднялись выше, где их дожидалась Ольга Сергеевна – пухленькая девушка со светлой толстой косой, уложенной в тяжёлую причёску на затылке. Лёка любила эту добрую, весёлую воспитательницу, щедро одаривающую своих подопечных нерастраченной сердечной теплотой.

Её сменщицу Людмилу Семёновну – высокую, худую, ворчливую старуху – девочка побаивалась и, когда та дежурила, старалась держаться от неё подальше.

Группу Лёки посещал внук пожилой женщины Славик, с непоседливым, задорным мальчишкой она дружила, как и с двумя неразлучными подружками, их видели всюду вместе: с высокой худышкой Маришкой да пухленькой Наташкой. Первая считалась самой красивой в группе. Высокая, с длинной пепельной косой, задорными завитками волос вокруг миловидного личика и огромными голубыми глазами в обрамлении длинных загнутых ресниц, она притягивала заинтересованные взгляды всех взрослых, а коротко стриженная, сопровождающая её круглолицая блондиночка со смешным курносым носиком выгодно оттеняла эту маленькую кокетку. Дружили девчонки странно: постоянно ссорились, обижались, разбегались по углам, но друг без друга долго не выдерживали. Лёка являлась той силой, что мирила их, становилась им необходимой на время разрыва. Какой-то период все играли вместе, потом подруги мирились, отдалялись, переставали замечать миротворицу, шептались, убегая от неё, бросая через плечо: