Марина Белякова - Стать архитектором!

– Ты там его придерживай, если что.

Машина сделала разворот, совершив своеобразный круг почета. Марша увидела, как на крыльце стояли Виталик и Майя Михайловна. Они трогательно помахали им в след. Виталик изображал, что собирает слезы в ладошку.

– Провожают, как на фронт. Виталик обещал меня дождаться.

– Да, с такими сотрудниками хочется, чтобы всегда все было только очень хорошо! Ты как вообще себя ощущаешь, держишься?

– Да нормально, заседание ведь недолго будет проходить, приду домой, горячий душ и спать!

– Да это уж как получится, ты извини, что я тебя с собой потащил. Мне слегка не по себе. Страшновато. Будешь в роли талисмана.

Машина набирала скорость. Замелькали дома, подсвеченные полусонным утренним осенним солнцем. Это было очень красиво.

Заседание проводилось в небольшом конференц-зале с мини-амфитеатром. Марша посчитала, всего было шесть рядов. Они расставили планшеты, макет водрузили на стол. В зал принесли еще один макет. Марша догадалась, что это первоначальный вариант. Работа Виталика, действительно, была ювелирная, а белая миниатюрная копия театра казалась фантастической и невероятной.

Антон сидел в первом ряду. Марше он показался каким-то слишком бледным. «Наверное, волнуется», – подумала она и села на соседнее кресло.

Присутствующие расположились островками по всему залу. Сначала выступал высокий лохматый человек, с красивым лицом и добрыми глазами. Он кратко осветил историю вопроса. Антон наклонился к Марше и прошептал на ухо:

– Это главный архитектор города, его фамилия Друг.

Марша не смогла сдержать улыбку и прикрыла губы ладонью.

– …сейчас уважаемый Антон Григорьевич расскажет нам о ситуации на стройке и в проектном бюро.

Антон встал и медленно прошел на сцену. Говорил он негромко, каким-то чужим голосом, касался многих вопросов, но коротко, в двух-трех предложениях.

– А теперь Мария Шарова, архитектор, вам все расскажет о проекте гостиницы.

Марша не ожидала подобного поворота событий, вот так Антон Григорьевич! Попросту подставил, хоть бы уж предупредил. Как же так сразу, без подготовки! Она вышла на сцену и вопросительно взглянула на Антона. Лицо его побелело. Рука, лежащая на подлокотнике, дрожала. Марше стало страшно. Но он невероятным усилием поднес указательный палец к губам, едва улыбнулся и кивнул ей.

Марша рассказала все, что знала, по двум вариантам. Все-таки выступать и агитировать она умела. Номер с отклеиванием почтовой бумаги прошел как по маслу. Никто толком ничего не понял, но эффект был достигнут и зрители даже зааплодировали.

Марша взглянула на Антона, ей хотелось успеть схватить его реакцию.

– Антон Григорьевич! – Марша сама испугалась своего голоса. Она кинулась к нему, чуть не свалившись на ступеньках сцены. Антон сидел, склонив голову, рука безжизненно свисала вниз.

Срочно вызвали скорую. Антона положили прямо на покрытие сцены.

– До чего дело доходит, Илья Дмитрич, ваши архитекторы на работе сознание теряют. Может, хватит с нас Савицкого. Срочно в центральную больницу. Мне отчитаться. Потом в отпуск, в санаторий.

Марша выбежала к машине скорой помощи вместе с санитарами:

– Мне можно?

– Вы родственница? Тогда нет!

Водитель Антона вышел из машины и махнул Марше:

– Скорее, мы за ними следом. Доконали парня! С утра вижу, что он еле живой.

– Это я виновата, я допустила ошибку, – Марша разрыдалась, – от меня одни беды.

– Да нет, деточка, от своей судьбы не уйдешь. Уж сколько кому отмерено.

– Ну, вы что, он же молодой совсем, тридцати нет!

– Ничего, подлечат, будет, как новенький, хватит шмыгать. На вот салфетку. Настоящая девушка всегда без носового платка.

– Да я сумку там оставила, не до нее было.

Марша с водителем поспешили в приемную. Врач оказался занят, и они долго ждали, когда он уделит им внимание.

– Круглов Антон Григорьевич, 1962 года рождения, сердечный приступ. Увезли в кардиологию. Покоя нет от вашего Круглова, телефон оборвали. Идите, возьмите в раздевалке халат, вот пропуск.

– Ты уж давай сама, – засмущался водитель, – я тут останусь. Буду ждать, пока не выйдешь, домой тебя отвезу.

– Спасибо вам!

Марша на законных основаниях поднялась в кардиологию. Постучалась в ординаторскую. На вопрос, кто она? ответила строго: «Сотрудница, архитектор. Родным пока не сказали, боимся волновать жену и дочку, – для солидности и чтобы исключить двусмысленность ситуации, добавила, – на заседании Обкома плохо стало, когда доклад читал».

Врач взял ее под локоть и провел по коридору.

– Сердечный приступ сняли. Молодой организм, но это первый сигнал. Сказалось переутомление и недосыпание. Все на фоне стресса и кофе, давление поднялось. Ну и дальше, по списку…

Он распахнул дверь палаты:

– Больной от дальнейшей госпитализации отказывается, чуть отпустило, сразу домой засобирался.

Антон лежал с закрытыми глазами. Рука была подключена к капельнице. Он повернул голову, услышав голос врача.

– Марша! Марша, забери меня отсюда!

– Ладно, забирайте, пусть два часа после капельницы полежит. Дома обязательно вызвать терапевта по месту жительства, лечение я пропишу, медсестра из поликлиники будет приходить, ставить уколы, и врач с кардиографом через два дня снимать показания. Если что, сразу в стационар. Берем на себя ответственность и даем послабление, что делать – не рядовой больной. Я понимаю, дома стены лечат и дети… И питание привычное, хотя у нас замечательные повара, я лично тут обедаю. Надеюсь на ваше благоразумие, Антон Григорьевич. На этот раз инфаркта удалось избежать. Потом побудете в санатории, уже договоренность есть. Санаторий больше для отдыха сейчас нужен, чем для лечения. Считаю необходимым смену приоритетов. Вот как вы всех, Антон Григорьевич, напугали, из городской администрации через час звонят. Машина есть или перевозку заказать?

– Нет, мы сами, еще не хватало, чтобы меня на носилках в дом затащили. Вот для Лейлы будет событие!

– Да, есть машина служебная, с шофером.

Доктор ушел. Марша осталась с Антоном, присела на краешек кровати, больше некуда было. Он заставил ее отчитаться, как прошло заседание: «Я сам плохо помню, все в тумане».

Марша с улыбкой, в лицах, описывала впечатления от обсуждения, от своего выступления и пережитый ужас от происходящего с Антоном:

– Я вообще не понимала, как себя вести, когда вас бледнющим увидела, вернее, понимала, но этот жест, чтобы я продолжала, почему-то меня остановил. Вот бестолковая, так мы могли вас прозевать. А кроме меня никто не замечает, что с вами творится, они, как в театре, сели на верхние ряды и смотрят представление.