Марина Белякова - Стать архитектором!

– Ольга Викторовна, вы извините, я не все вам рассказала, здесь чисто личный интерес. Я снимаю дом Николая Генриховича. Случайно обнаружила переписку Генриха Вульфа с девушкой, Гретой. Меня заинтриговала тема, хотелось в ней разобраться. Я предполагаю, что это связано с какой-то потрясающей историей любви, но я не знаю языка, фактами не обладаю, только чувства и эмоции. Я вам покажу письма. Моя хозяйка, удивительная женщина, доверилась мне и даже подарила часть своего наследства, связанного с архитектором Ле Корбюзье. Вот, посмотрите, это копии. Может, тут ошибки, конечно, я немецким языком не владею.

– Вот как! Неожиданный поворот, но он историю поиска не делает менее любопытной.

– Я думаю, все, что удастся найти, интересно и важно. Вам непременно надо увидеть этот уникальный дом. Лично меня волнует его судьба. Знакомые архитекторы предостерегали, он может пострадать, так как находится в заброшенном местечке среди частной застройки в центре города – лакомом куске для проектных и строительных кооперативов.

Марша протянула Ольге Викторовне тетрадь с копиями писем. Та открыла наугад какую-то страницу и перевела с листа: «…дорогой мой, немыслимой тяжестью мне кажется наша разлука. Работы в Европе нет. Ваше решение работать в России убивает меня. Нам туда путь закрыт. Увидимся ли мы когда-нибудь? Ваше отчаянье относительно ситуации или не отчаяние, может мне это кажется, может, это мое воспаленное воображение или желание быть любимой вами несмотря ни на что, заставляет все так представлять. У вас прекрасный сын и милейшая супруга. Лучшего и желать нельзя! Но эта страна! Невозможно предположить, чем все это может обернуться. Вы ведь не боец и не революционер. Вы инженер, архитектор, талант! Берегите себя! Ваша Грета».

Марша и Ольга Викторовна молча, смотрели друг на друга.

– Ничего себе! «Санта Барбара» какая-то.

– Мария, я, разумеется, перевела поверхностно, только, чтобы смысл понять. Вы можете оставить мне рукописи? Поработаю со словарем и с документами.

– Конечно, Ольга Викторовна. Это ведь все не моя собственность. Я буду вам очень благодарна, если хоть что-то прояснится.

Они выпили еще по чашечке чая.

– Понимаете, Ольга Викторовна, это все странно. Я не знаю, как выглядел Генрих Вульф. Может, фото и находится в доме, но, во-первых, я очень уж там не копаю, а во-вторых, если кто-то на фотографии снят, так не подписан. Смысл хозяину снимок подписывать, что это он. Но, вообще-то, мне ни одного изображения не встретилось, на котором предположительно мог быть Генрих или члены его семьи.

– Возможно, я сумею вам в этом помочь, буду разбирать газеты начала века, что-то да найду. Да, интересная история.

Лейла на одной ножке скакала вокруг Антона. Поезд нервно вздыхал, и Саша каждый раз торопилась отправить их в вагон.

– Саш, до отхода еще пятнадцать минут, не волнуйся! Давайте на воздухе постоим.

– Да, да, не буду! Только вы там без экстрима! Тебе покой нужен, зачем планшет взял, опять работать, да? – Саша заметно волновалась.

– Так целый месяц! Это с ума можно сойти, не телевизор же смотреть круглые сутки! Надо с друзьями встретиться, с родителями, помочь там, что по хозяйству.

– Э, не вздумай, лучше проектируй домик доктору, никаких физических нагрузок. Ты как сегодня себя чувствуешь?

– Да давно уже все просто замечательно. Так, моя хорошая, – прощайтесь с мамой и вперед!

Антон подхватил Лейлу на руки, вместе они обняли Сашу.

– Ты не скучай, отдыхай от нас, от домашних забот, месяц быстро пролетит. А еще лучше, приезжай к нам на выходные!

В вагоне было прохладно, все-таки осень, хоть и теплый, солнечный выдался день отъезда. Лейла прилипла к окну носом, высматривала мать.

– Пап, а когда приедем назад, уже зима наступит?

– Не горюй, мы же ненадолго, всего на месяц, но ты не пожалеешь, будем с тобой отдыхать на полную.

– Пап, а что такое «отдыхать на полную»?

– Да вот говорят так, еще говорят «на всю катушку».

– А почему? Про какую катушку, с нитками?

– Я точно не знаю, всегда думал, что катушка – это ручка радиоприемника, и если повернуть ручку до отказа, то получится более громкий, максимально громкий звук. Звук на полную мощность. Вот как ты думаешь, отдыхать на полную мощность – хорошо?

– Если весело, то хорошо.

– Значит, придется отдыхать весело.

– А санатория это что? Музыка?

– О боже, почему музыка? Кто тебе сказал? – Антон захохотал от неожиданности.

– По радио вроде бы говорили.

– Я даже представить не могу, как можно исполнять санаторию. Санатория… Санатории… О! Может, оратория?

– Оратория, а что это, песня которую орут? Ха-ха! – Лейла покатывалась со смеху, никак не хотела успокаиваться.

Соседка по купе, подслушивавшая разговор, сказала с улыбкой:

– Ну, скорее, от слова оратор. Оратория – это как опера, только не в театре, где еще декорации, а в концертном зале. А по музыке похоже.

– Спасибо, выручили, – Антон вздохнул с облегчением, – санаторий – это как детский сад для взрослых, где отдыхают, поправляют здоровье, лечатся.

– Ты что, пап, я не хочу в детский сад, там есть заставляют!

– Ну, мы и сами есть умеем, зачем нас заставлять?

– Пап, а там днем спят?

– Еще бы! Взрослые, знаешь как спать любят! Пообедают супчика и на боковую!

– Пап, а как это на боковую?

– Боже, Лейла, я уж говорить боюсь, что ты все докапываешься?

– Говори по-русски. Мне будет самой понятно. У тебя крайне засоренная речь.

– Да, по-моему, на боковую, это чисто русское выражение, – Антон вопросительно посмотрел на соседку, ища поддержку.

– Да, скорее всего. «Пора на боковую» еще Салтыков-Щедрин использовал в своих произведениях.

– Щедрин композитор, он танец для Кармен написал, а его жена, Плисецкая, танец станцевала.

– Молодец какая, кто же тебе об этом рассказал?

– Мамочка, мы с ней по телевизору смотрели «Танец Кармен».

– Да, ты права, только это другой Щедрин. Салтыков-Щедрин – писатель, он и сказки сочинял, к примеру, «Премудрый пескарь».

– Знаю-знаю. Лейла многозначительно кивнула и уставилась в окно.

Антон и попутчица переглянулись и засмеялись.

– Пап, что-то осень какая-то странная, не желтая.

– Наверное, определенные породы деревьев выросли. На одних листья уже облетели, дубы позднее листья сбрасывают, а сосны – вечнозеленые растения. Вот и получилось, не хватает у осени желтой краски.

– А у меня всегда хватает красок!

– Ты что же, художница, рисуешь, вернее, пишешь красками? – спросила попутчица.

– Я рисую истории.

– Расскажи, про что ты рисуешь?

Лейла по-деловому развязала рюкзачок и открыла блокнот.

– Я сейчас рисую историю про лошадку Сметанку и Скакуна. И про их маленькую дочку. Как Скакун поехал на заработки, а Сметанка с дочкой остались его ждать.