Дмитрий Чёрный - Заповедное изведанное

и вот, разгоняюсь по длиннющей улице Ленина, пересекающей шоссе, которое ведёт на ту сторону – как раз к нашей родне, к Комиссаровым. сперва копчёностями пахнул небольшой колбасный, затем пылью выезжающего «камаза» обдал плиточный завод… затем настала лесная зона, дач практически не видно за хвойными укрытиями, зато комары имеются…

протолкнулся сквозь очередь фур и бензовозов, выстроившихся к переезду – тут уже начинается посёлок Сорок третий километр. мы проезжали его здесь же, пацанами, на велосипедах, и однажды на мопеде вдвоём: у нас была сверхзадача навестить отца того самого Димона, которого бивал Зуёк…он обитал с другой семьёй в Зеленоградской, прибалтийский такой, степенный художник, на большой, старинной, витиевато застеклённой террасе-«фонаре». визит Димона к нему был неожиданным, так что биологический отец не смог ничем угостить, говорил сдержанно, популистски хвалил мне сына, зато Сальников, мой старший тёзка, был несказанно рад видеть подлинного папашу, прямо искрился, ведь жил-то с отчимом, о чём компании нашей не говорил до сих пор. пробыли в гостях недолго, этикет семейной жизни папы-прибалта не позволял, потом задумчиво, осенне как-то покурили у калитки большого заросшего участка-склона. назад возвращались мы, укатывая в лес всякий раз от прямой видимости электричек: Димон боялся, что возвращающаяся с работы мать увидит знакомый рыжий бензобак в окно и догадается, куда мы ездили на его «Дельте». всё та же безотцовщина моего поколения… но сколько рискового романтизма и мужской солидарности в этом подростковом рейде!..

дома тут уже от сорокового и больше – улица Ленина почти как по десятилетиям советским пролегает. звоню Сергею, в надежде, что уже близко подъехал – однако он советует поехать к станции и оттуда по прямой. то есть ещё катить-то порядочно. въехал с усилиями устающего ещё на одну горку, а на спуске – свернул направо, к железной дороге. почему-то вспомнил, въезжая в здешнюю благоустроенную дачность сперва набоковского Гумберта, тоже велосипедно колесившего по университетским кварталам, а затем и вовсе вообразил беспечного Генри Миллера из «Генри и Джун». писательское братство подсказывает образы при сближении…

церковь белокаменная строится в лесочке у станции – уж не Серёгин ли отец инициатор? спуск к платформе обнаруживается быстро, с первым же просветом в леске. я качу по насыпи над нею, над пустой, безлюдной и ещё летней, залитой щедро солнечным теплом платформой. бабочка «тигровый глаз» на тропинке разлеглась: то ли своей смертью полегла, то ли просто задумалась, так что лучше объехать. каменная могилка за станцией напоминает об опасностях железной дороги, которые предрекали нам советские железные плакаты на каждой станции… теперь их поубавилось, зато немыслимые прежде захоронения (или только надгробия?) в местах прохождения и скопления живых – появились. прибавилось мертвецов, прибавилось церквей. по ту сторону рельсовых путей, за лесом, в одном из дачных ведомственных посёлков за собственным забором – своё лето доживают Комиссаровы, которых мы давно собирались навестить, но сейчас у меня приоритет иной. ехать по улице из трёх букв, аббревиатура это чего-то экономического, торгового, говорил Сергей…

а вот и он сам – в глубине лиственной аллеи у поляны, вдали, движется пока лишь подсвеченным силуэтом со своим сынишкой. Серёга как всегда в великоватой или кажущейся таковой на его плечах светлой рубахе, рулит рогатым рулём велика системы «Кама». педалирует в развалку, непривычный к этому велосипеду. конечно, это именно они, отец и сын, я не ошибся в выборе направления. весело ускоряюсь, проезжаю скромные, чаще деревянные дома и террасы международно-торговых работников или их потомков, скорее. и вот уже я замечен, мы едем навстречу: зелёный мой и бордовый их велики. забавно он руль держит – будто плуг…

– Здаррова! Знакомьтесь, Иван, Дмитрий…

видимся впервые, поэтому и Ваня, вполне самостоятельный и затейливый уже дошкольник, разглядывает меня с интересом и задором, и я высматриваю в нём баланс Аниного и отцовского. веснушек, кстати, я не замечал на родительских лицах ни разу, а тут имеются. всё-таки в мальчонке больше мамы пока – мягкости, округлости щёчек, задумчивости. вот мы уже вместе катимся вокруг детской площадки, минуя выгороженную помойку, а он шагает рядом и говорит, как бы рассуждая про себя:

– Нет, папа теперь уже дворником не работает, мой папа поэт, он пишет стихи, у него книга вышла…

эту тему он взял из нашей рабочей переброски фразами, добавил мамину интонацию, донёс далёкую реплику: возможно, так она ему и объясняла, как отвечать на вопросы о папе в детсаду… недавно вышедшая книга главный источник для меня знаний о сыне, там много переживаний, связанных с Ваней. всё это в далёкой зиме и подальше к Москве – в Пушкино, в морозах, в больнице по ту сторону железнодорожного полотна, где и моей маме сломанную руку чинили позапрошлым летом, а Ваня со своей мамой вместе лежал, болел… мы катимся то против часовой стрелки, то наоборот вокруг площадки, бойко говорим, устраиваем перегонки, но в какой-то момент, снова проезжая помойку замечаем, что отвалилась деталь от бордового велосипеда.

начинаем совместные поиски – сначала тем же путём, потом наоборот, чтоб незамыленным глазом. когда отец и сын утомились и уселись на детской площадке, я один продолжил поиски и, слыша за спиной проезжающую электричку, поймал себя на дежавю. точнее – на должном, на том занятии, которое прежде всего, надо же Басю искать, кота разыскивать, где ж он… вот, выходит, и тут я его ищу, словно то же действие, что полагалось по месту жительства, началось в определённое время, пока светло, но там, где я оказался, как по часам. голову нагнул над рулём при медленной езде, и просматриваю каждую травинку… нет, ни гайки, ни детальки не нашли мы. я припарковался к отдыхающим. вдруг жена позвонила из далёкой Сибири, я тут же ей перезвонил, и мы радостно пообщались: передал привет Сергея и беглый портрет Вани. а женушка – восторги тёщи по поводу главы из последней книги, где отрок Сергий работал алтарником при батюшке…

настало время отвести сына домой – и дом оказался рядом, у площадки. Сергей, пропуская вперёд будущее поколение, проинструктировал меня негромко:

– Дома и отец и мама, так что ты, сам понимаешь, уж чего-то такого ярого не высказывай…

– Мы опытные шпиёны, буду тих и спокоен.

пока Сергей снимал в узком предбаннике свои неизменно остроносые ботинки, я успел ощутить почти абрамцевский уют террасы. Иван устроился смотреть мультики и играть на вполне персидском на вид ковре в большой комнате наподобие гостиной (с древним киотом), а нас матушка писателя пригласила откушать котлеток и испить чайку на широкой деревянностенной, как у нас и у многих по нашему направлению, кухне.