Ирма Шерман - Тяжелый запах жасмина

Сразу же после звонка открылась дверь кабинета начальника полиции, и в приёмную вошёл улыбающийся Генрих Людвигович. Он подошёл к Жоре, поздоровался с ним за руку и пригласил идти за ним. Они прошли по коридору, свернули налево, где были двери, ведущие в классные комнаты, и дошли до конца коридора. Генрих Людвигович открыл ключом дверь, и они вошли в очень маленькое помещение, которое оказалось не классом, а, скорее всего, небольшой кладовкой, где стояли всего три стула, маленький столик, а вверху, почти под самым потолком, было крохотное, зарешечённое окошко. Они уселись за столиком один против другого, и Генрих Людвигович, пристально посмотрев Жоре в глаза, начал заранее продуманный разговор:

– Я вижу, что ты удивлён, что мы здесь, а не у меня в кабинете? Всё очень просто, мой кабинет прослушивается, а у нас с тобой предстоит очень серьёзный разговор, о котором никто, а особенно те, кто подслушивает, не должны знать. О твоей проблеме, которая привела тебя ко мне, я уже знаю, мне Татьяна Сергеевна рассказала. Бланк пропуска я уже подписал, будет подготовлен документ, на основании которого выдан пропуск, и завтра ты получишь всё необходимое, чтобы посещать свою любимую девушку. В документе будет указано, что ты сотрудник полиции и выполняешь функции по распространению дезинформации среди еврейского населения. Пусть тебя такая формулировка не смущает, ведь этот документ нигде не будет зафиксирован. Это первое, и не так важно, как то, что нам предстоит сделать. Ты спас мою дочь, а я хочу, нет, я просто обязан, спасти твою любовь, девушку, которую ты любишь, которую я знаю и уважаю, – он помолчал и вдруг поднялся, стал лицом к стенке, над которой возвышалось глухое зарешечённое окошко и глухо произнёс: – Люсю нужно спасать немедленно! Любое промедление грозит ей смертью! Больше я тебе не могу ничего сказать. Я и так много сказал того, о чём не имел права говорить.

После небольшой паузы он повернулся к Жоре, подошёл и, снова сев напротив него, спросил:

– Ты можешь держать язык за зубами и не проболтаться о том, что я тебе сейчас скажу?

Жора выдержал пристальный взгляд Генриха Людвиговича и ответил только одним словом:

– Да

– Ну, что же, если да, то слушай. Ты удивился тому, что Люсю надо спасать? Видишь ли, действительность более жестока, чем мы можем себе представить. Все евреи, которые живут там, куда ты стремишься попасть, очень скоро будут убиты и ничто, и никто не может предотвратить, остановить это страшное преступление, это безумие, с которым я не могу согласиться и быть его участником, но на вопрос, что делать и что предпринять, я не могу найти ответа. Это очень страшно! У меня есть план к её спасению, и ты должен это сделать так, чтобы ничто ни у кого не вызвало подозрения. Ты завтра должен получить согласие Люси и её родных и только тогда придёшь в полицию и скажешь Татьяне Сергеевне, что всё в порядке. На следующий день придёт немецкий офицер, пусть это Люсю не пугает, и отвезёт её в заранее намеченное место, а далее будет видно, что делать и как поступать, – он помолчал и тихо произнёс: – Господи, помоги нам! Да, я ещё забыл сказать, что как только офицер увезёт Люсю, ты должен прийти, как и всегда приходил к ним, как будто ничего не знаешь, и этим подтвердить, что ты не причастен к её исчезновению. Надо надеяться, что всё будет хорошо, и удача нас не подведёт! А теперь мы разойдёмся, и завтра приходи за документами и пропуском.

Они пожали друг другу руки, распрощались, и Жора отправился домой, окрылённый надеждой на Люсино спасение. Утром, получив из рук Татьяны Сергеевны документы на право посещать еврейское гетто, Жора с небольшим свёртком, в котором были продукты, подошёл к воротам, от которых недавно его прогнали полицаи. Но сегодня Жору поджидала скверная неожиданность. На ступеньках у входа в проходную стоял Грынька. Он улыбнулся, оскалив свои желтые зубы и, вдруг повернув голову к двери, прокричал:

– Володька, Аркадий, посмотрите, кто к нам пришкандыбал!

На крыльце появились Володька и Аркадий в форме полицаев с повязками на рукаве и трезубцем на форменном головном уборе. Они тоже, как и Грынька, с издевательской улыбкой разглядывали своего злейшего врага. Жора, не обращая на их явное пренебрежение к нему, уверенным голосом спросил:

– А кто тут у вас старший?

– Ну, я! – приосанившись, ответил Грынька. Жора медленно достал пропуск и подал ему. Грынька взял, прочитал, посмотрел на Жору, снова на документ, присвистнул, и произнёс неопределённо: «Ого!» – и показал документ Володьке, который тоже прогнусавил: «Во даёт!» – и возвратил Грыньке, который отдал пропуск Жоре, со словами: «Ну, ты и даёшь, едрёна вошь! Гляди, как пристроился, почти нас переплюнул! Ну, иди–иди к своей жидовке!». Он немного отошёл в сторонку, пропуская Жору, который не спеша прошёл мимо и направился по улице к тому ветхому домику, в котором жили дорогие ему люди. Наверное, никто так не радовался Жориному приходу, как радовались Люся, Сёма и мама–Сима. Ведь они уже потеряли надежду увидеть его, зная, что любые посещения категорически запрещены. Так что появление Жоры было для них неожиданностью и величайшей радостью, а мама–Сима радовалась вдвойне и Жориному приходу и продуктам, которые он принёс. Ведь они вот уже третий день живут впроголодь. Все магазины на территории закрыты, остался только один, где продают, а вернее, меняют капусту, картошку и сахарную свёклу на золотые кольца, серьги, часы, золотые цепочки, царские пятёрки и десятки, а у большинства всего этого не было, и люди были обречены на голодную смерть. Вот почему мама–Сима так обрадовалась тому, что принёс Жора. Люся подошла к нему, он сидел на одном из трёх стульев, обняла его и тихо спросила:

– Жоронька, ты не обидишься, если мы сейчас покушаем, а потом посидим вместе и пообщаемся?

Он заглянул в её такие дорогие для него глаза и ужаснулся, увидев, что там, где всегда искрилось счастье, радость, любовь и что-то необъяснимо прекрасное, теперь затаилась беспредельная тоска, усталость и тревога!

– Да, да! Какой может быть разговор?! Я посижу здесь, пока вы покушаете, а потом у меня будет очень серьёзный разговор с тобой, Сёмой и мамой, – Жора задумался над тем, что ждёт их в скором будущем. Он знал, но ничего не мог предпринять, кроме того, как спасти Люсю. Ему было тяжело осознавать своё бессилие по поводу Сёмы и мамы-Симы. Он сидел, опустив голову, уйдя в глубину своих тревожных мыслей, и очнулся только тогда, когда Люся, появившись в дверях кухни, сказала:

– Вот и мы! – за Люсей в комнату вошёл Сёма и мама–Сима. Она села на кровать, а Жора, Люся и Сёма, пододвинув стулья ближе к кровати, уселись тесным полукружком:

– А что ты к нам, Жоронька, так долго не приходил? – спросила Люся. – Мы тут уже потеряли надежду увидеть тебя, хотя знаем о том, что всякие посещения на территорию запрещены. Как же тебе удалось пробраться к нам, да ещё с продуктами? – Она не могла скрыть своей радости, что вот Жора снова рядом и уже казалось, что всё будет хорошо, и они снова будут все вместе.